Евгений Ивин - Откровения секретного агента

Я сбросил бандита с кухонного стола на пол. На месте, где лежала его голова, натекла лужица крови. Подтащил сюда длинного и захлестнул на их шеях одну петлю, так что при движении одного она будет душить другого. Вторым концом веревки связал их ногами вместе, подтянув повыше, чтобы любая попытка двинуть ногами душила обоих.

— А этого? — спросила с тревогой Люба, указывая на раненого бандита. — Может, перевязать его? — посмотрела она вопросительно на меня. В ее глазах я прочитал сострадание, ей уже было жалко истекающего кровью человека. Она в эту минуту забыла, что еще десять минут назад он мог в любую секунду лишить нас жизни.

Нет, я не буду облегчать ему страдания. Пусть скулит и стонет, сволочь поганая! Пусть истекает кровью!

— Это будет для него большая роскошь! — ответил я жестко. — Звони, Люба, пусть забирают эту падаль!

Она полезла рукой вниз под колонку, пошарила там и вытащила мою красную записную книжку и, не скрыв торжества, показала ее бандиту. Но тому уже было все равно, от потери крови он уже ослабел и помутневшим взглядом умоляюще глядел на меня.

Люба полистала книжку, набрала телефон, подождала и сказала:

— Простите, можно Германа Александровича?

Вот это да! Люба понимала, что сейчас наше спасение в полковнике Лазареве. Если он захочет помочь…

— Это Люба Головина, жена Анатолия. — Пауза, потом она умоляюще сказала: — Срочно приезжайте к нам! Срочно! — и положила трубку.

До приезда Лазарева мы сидели в кухне, перед нами лежали тела бандитов. Левша наконец пришел в себя и не мог понять, что с ним происходит; глаза его не видели; либо я их выбил, либо сильно травмировал. Бандит подвигался и замер: может быть, понял, а может быть, и не понял, что его песенка спета.

Лазарев появился у нас в квартире минут через тридцать. Не выражая своих эмоций, оглядел всю банду, послушал магнитофонную запись показаний лысого и сел напротив меня к столу, который Люба уже отмыла от крови.

— Почему ты сразу мне не позвонил, как только догадался, что наезд на тебя был организован? Мы бы давно этим занялись. А предпочел частный сыск — и вот результат.

Он снял трубку телефона, набрал номер и сказал:

— Самарин, возьми с собой эксперта и следователя, тихо, без афиширования, приезжай по адресу. — Он сообщил, где мы живем. — Теперь о записной книжке, — повернулся он ко мне. — Я ее у тебя заберу, тебе она уже не нужна. Чернякова мы возьмем сегодня же, а Михаил Абрамыч пусть денек погуляет на свободе. Ты пока из дома не высовывайся. Я позвоню.

Приехала «скорая помощь», всех бандитов вынесли на носилках, следователь и эксперт вместе с Самариным уехали в больницу. Лазарев еще посидел с нами, видно, чувствовал, что нам сейчас нужна его моральная поддержка. Мы попили кофе, стараясь не глядеть на засохшую кровь на полу, оставшуюся от бандитов, и он собрался уходить. Люба заплакала, такое нервное напряжение оказалось ей не под силу. Лазарев погладил ее по голове и сказал, успокаивая:

— Ничего, Люба, все будет хорошо. Вы живы-здоровы, и слава Богу! У других дела бывают хуже. Ты расскажи Любе про Алешу Баркова, я тебе это разрешаю. — Он покинул нашу квартиру.

Мы стояли у порога обнявшись и молчали, говорить было совсем не о чем, наступила пустота. Я лишь почувствовал, как огромная нежность переполнила мою душу. Пережитое волнение, страх за жизнь Любы, унижения и жестокая смертельная схватка нас сблизили, и я не смог сдержать своих чувств.

— Я так тебя люблю! — сказал я ей. — Мог бы не раздумывая умереть, чтобы только оградить тебя от зла и несчастий!

Утром позвонил Лазарев. Люба о чем-то с ним поговорила и позвала меня к телефону:

— Анатолий, все кончилось! Мы их всех взяли с неопровержимыми доказательствами. Живите спокойно!

Все кончилось, но невидимые последствия остались. Человеческая психика — неразгаданная тайна. Люба вдруг почувствовала боли в животе. Это было слишком рано, и я поспешил отвезти ее в Институт акушерства и гинекологии, благо там работала моя старая знакомая, кандидат медицинских наук Адель Курбанова. Началась многодневная борьба за спасение нашего будущего ребенка. Мы выиграли и эту нелегкую борьбу. Машечка, Машушонок появилась на свет и таращила свои черные глазенки-пуговки, не подозревая, что нам стоило, чтобы дать ей жизнь.

…Через два года, когда Машушонок уже произносила свои первые слова, приехал опальный генерал Шеин. Он постарел и похудел. Правильно говорил: «Когда человека отрывают от любимой работы и он становится пенсионером, жизнь его идет быстро на убыль. Если он занят нелюбимым делом, он катастрофически стареет».