Мойзес Наим - Два шпиона в Каракасе

Прямота Анхеля порой бесила Уго, но при этом всякий раз заставала врасплох. Наверное, старый друг, тоже уроженец степного края, как и он сам, был прав, однако Чавес не мог позволить себе даже на миг усомниться в том, что касалось его собственной судьбы и судьбы Венесуэлы.

– Я хорошо себя чувствую, – заверил он Анхеля. – Как никогда хорошо. Все нормально. И нам пора возвращаться в Каракас. Я ведь говорил тебе, что у меня полно дел…

С того дня прошло несколько недель. Уго возвратился к прежнему сумасшедшему рабочему графику и полетел в Гавану. Анхель входил в состав президентской делегации. Едва самолет приземлился, Чавес поспешил к Фиделю, который встретил его на пороге своего дома. Фидель предложил и Раулю присоединиться к ним. Чавес со своей стороны пригласил поучаствовать в разговоре Анхеля. Где-то в середине беседы Анхель попросил Фиделя повлиять на своего упрямого друга – чтобы тот незамедлительно прошел полнейшее медицинское обследование. – Надо наконец выяснить, что там случилось с твоей левой коленкой.

Уго попытался отшутиться и заявил, что с годами Анхель просто помешался на его здоровье и страшно ему своей опекой надоел. Фидель, напротив, с большим вниманием отнесся к этой теме и засыпал Чавеса вопросами.

Впредь Фидель превратится еще и в его медицинского советника. Он всегда будет в курсе того, каким процедурам подвергают венесуэльца, какие результаты дают изнурительные диагностические исследования, которые будут проводиться в самом лучшем и самом засекреченном гаванском госпитале, где лечат только самого Фиделя, а также высшее руководство страны и их родственников.

Вот и сейчас Кастро первым получил информацию от медиков – еще до того, как диагноз узнал сам пациент. И кубинский лидер срочно созвал на совещание своих главных соратников, в том числе брата Рауля и Раймундо Гальвеса. В обстановке строжайшей секретности Фидель сообщил им, что, судя по всему, у Чавеса обнаружено очень серьезное заболевание. – Надо быть готовыми к самому неблагоприятному исходу и обеспечить преемственность в особых отношениях, которые связывают Кубу и Венесуэлу, на случай если Уго в скором времени уйдет из жизни. Нам просто необходимо иметь в Каракасе исключительно дружественное правительство.

Пока Уго дожидался заключения медиков, он по настоянию Фиделя все свое время и все помыслы отдавал обновлению старых и подготовке новых двусторонних соглашений между Кубой и Венесуэлой, а также разработке новых революционных инициатив, которые послужили бы на пользу обеим странам. Как было запланировано, Чавесу после Кубы предстояло отправиться в очередное международное турне. Уже были согласованы встречи с Владимиром Путиным и президентом Китайской Республики. Но он не смог никуда поехать. Встречи пришлось перенести на другое время, так как болезнь снова дала о себе знать – и в гораздо более тяжелой форме. Лечение нельзя было прерывать, а возможно, следовало сделать и более интенсивным.

– Я никак не могу перестать думать о будущем нашей революции, – сказал как-то раз Уго своему другу Анхелю, задумчиво глядя на море с балкона своих апартаментов в Гаване.

А затем совершенно неожиданно начал описывать собственные мечты об идеальной стране, нарисовав яркую, как в детской книжке, картинку: счастливые лица, бесплатные и четко выполняемые коммунальные услуги, обеспеченные всем необходимым старики, ухоженные дети, гарантированные для всех обилие и благополучие. В одежде главенствует красный цвет, как и на гигантских плакатах, украшающих здания, а с этих плакатов на венесуэльцев смотрит тридцатиметровый президент, окруженный обожающими его детьми всех рас.

Из коммунистических мечтаний Чавеса возвращает к реальности его кубинский наставник. Сам Фидель Кастро собственной персоной, тот самый, чье имя в истории навеки будет связано с казармами Монкада, “Гранмой” и горами Сьерра-Маэстра. Этот великий человек пришел к ним, чтобы сообщить дурную весть. И Анхель сразу понял, что должен оставить их наедине. Он закрыл за собой дверь, не успев услышать первую фразу Фиделя:

– У тебя очень агрессивная форма рака.

Но Чавес не хотел верить в объявленный ему диагноз. Он вступил в фазу отрицания, которую переживают почти все без исключения люди, получившие столь жестокое известие. Он не стал сообщать о болезни даже своей семье и в течение нескольких дней отказывался осознать, что все планы на будущее должны исчезнуть из его жизни, потому что никакого будущего у него отныне нет. Позднее, выслушав Фиделя, который советовал ему немедленно согласиться на операцию, Уго рухнул в кресло и безутешно разрыдался.