Чарльз Вильямсон - Любовь и шпионаж

Но в то время, когда она поднялась с места, в дверь неожиданно раздался стук – громкий, настойчивый. Одним прыжком Максина подскочила ко мне. Ее рука быстро нашарила в моем кармане футляр и выхватила его оттуда – длинный футляр, который я там хранил, к которому ни разу не прикасался с тех пор, как покинул Лондон… разве только иногда нащупывал его очертания сквозь наглухо застегнутый пиджак. Теперь, что бы ни случилось в дальнейшем, она держала его в своих руках!

Никто из нас не произнес ни слова, не издал ни звука в тот момент, когда она прикоснулась ко мне, и я ощутил тонкий, хорошо знакомый мне аромат ее волос, ее платья, надушенного парижскими духами «Лориган».

Едва только она отшатнулась от меня, стук в дверь повторился.

Я не заметил, успела ли она спрятать эту вещь, так как прежде, чем я крикнул «Войдите!» – дверь распахнулась…

Несколько секунд я, Максина и три незнакомых фигуры в дверях выглядели призрачными серыми тенями в сгущающихся розовых сумерках… и тут, словно по заказу, вспыхнул долгожданный свет.

Готовясь к встрече с Максиной, я повернул выключатели одновременно в нескольких местах, и теперь внезапная яркая иллюминация ослепила меня, так что я не сразу разглядел высокого комиссара полиции и двух жандармов, видневшихся за его спиной.

Я бросил взгляд на Максину, стоявшую посередине комнаты, и с облегчением увидел, что она каким-то образом сумела избавиться от футляра. По крайней мере, в руках у нее ничего не было. Убедившись в этом, я резко спросил по-французски, за каким дьяволом полицейский комиссар вторгся без приглашения в частную резиденцию англичанина и вообще что ему здесь нужно?

Он был гораздо вежливей, чем я.

– Десять тысяч извинений, мосье, – извинился он. – Я стучал дважды, но не услышал ответа и предположил, что в номере, вероятно, никого нет. Весьма важные обстоятельства принудили меня войти. Я должен потребовать у мосье Сэндфорда передать мне в руки подарок, который он привез из Лондона для мадемуазель де Рензи.

– Я не привез никакого подарка для мадемуазель де Рензи, – храбро возразил я, хотя его слова ошеломили меня. Очевидно, парижской полиции удалось разнюхать, что я привез с собой для Максины нечто весьма важное. Было похоже, что агенты Сюрте Женераль [8]располагают достаточной информацией для того, чтобы вести «игру» по своему усмотрению и в конечном счете выиграть ее.

– Могу еще сказать, что это – вещь, которую мадемуазель одолжила своему другу в Англии, а мосье Джордж Сэндфорд любезно привез ее обратно, – добавил полицейский комиссар так же вежливо, так же терпеливо, как и вначале.

– Я действительно не знаю, о чем вы говорите, – сказал я, пожимая плечами и озадаченно глядя на него или надеясь, что гляжу озадаченно. Я вспомнил слова министра, что дипломат прежде всего должен быть хладнокровным. Мне отчаянно хотелось знать, означает ли это для Максины полное крушение, или же она найдет способ спастись?

Все, что я мог в данный момент сделать для нее – это сохранять спокойствие и лгать как можно больше, столько, сколько потребуется. Утром я был не в состоянии лгать Диане, но сейчас без малейшего угрызения совести решил громоздить ложь на ложь, если только это может помочь Максине. Хуже всего, что я далеко не был уверен, поможет ли ей это вообще, и мне стало бесконечно жаль ее.

– Полагаю, мосье, что вы не станете препятствовать французской полиции исполнить свой долг, – голос офицера впервые стал повелительным. – Если же вы попытаетесь сделать это, я, к сожалению, буду вынужден обыскать вас.

– Вы, кажется, забыли, что имеете дело с британским подданным, – напомнил я.

– Который нарушает законы дружественной страны, – отпарировал он. – Потом вы сможете жаловаться, мосье. А сейчас…

– Почему бы вам не вывернуть ваши карманы, мистер Сэндфорд? – небрежно и с ноткой презрения предложила Максина. – И показать им, что у вас нет ничего, что могло бы заинтересовать полицию. Думаю, следующим шагом с их стороны будет обыск моей особы.

– Буду глубоко огорчен, мадемуазель, сообщить вам, что именно будет следующим шагом, если я не найду того, что ищу, – отозвался комиссар полиции.

Максина откинула назад густую вуаль. И если эти люди впервые увидели прославленную актрису вне сцены, то ее красота, столь внезапно сверкнувшая, должна была ослепить их. Потому что Максина прекрасна, и никогда еще не была более прекрасной, чем в этот момент, когда ее большие черные глаза, ее пунцовые губы смеялись, словно у них не было никакого секрета, который они должны были скрыть от посторонних.