Богомил РАЙНОВ: РЕКВИЕМ

— Не понимаю...

— Неужто так трудно понять: все мы продолжаем дело тех, кого уже нет, а те, что придут после нас, будут продолжать наше дело, и в этом состоит связь поколений, единство жизни, в этом ее вечность. Твой отец был наследником тех людей. А ты являешься наследником отца.

— Как я могу быть наследником человека, которого я не понимаю... которого не знаю...

— Но ведь он приезжал, ты бывал вместе с ним.

— Очень редко. И всегда очень недолго...

Он несколько стройнее Любо, более худой и хрупкий, чем отец, но, когда смотришь на его лицо, — вылитый Любо. Жизнь только начинает писать по этому лицу, и единственный след, который она успела оставить на нем, — небольшая ссадина на лбу, у самого виска.

— Опасно тебя стукнули, — замечаю я, указывая на отметину. -- Это что, спортивный трофей или дружеская потасовка?

— Ни то ни другое, — впервые выдает подобие улыбки Боян. — Шлепнулся на тротуаре, когда был гололед, и осталась ссадина. Врач сказал, что, если бы я стукнулся чуть покрепче, мне бы не встать. До чего глупо бывает: поскользнулся — и крышка.

— Действительно глупо.

— Впрочем, как все остальное, — вставляет юноша.

— «Все»?

— А разве нет? Люди суетятся, обзаводятся всяким барахлом, копят деньги на квартиры, покупают машины и, едва успев нажить все это, умирают. Ну разве не глупо?

— Да, конечно, если все сводить только к машинам да барахлу. Но жизнь не только в этом.

— В чем же еще? В красоте и благородстве? -В его тоне улавливаются нотки раздражения. -- Красота и благородство встречаются преимущественно в книгах.

— Ну хорошо. Как же ты представляешь свою собственную жизнь?

— Никак. Прежде я думал стать журналистом, а теперь и на это махнул рукой, хотя... если не будет слишком трудно, то, может, и стану... Впрочем, не все ли равно, кем быть, журналистом или учителем...

— А как твои университетские дела?

— Так себе... Во время зимней сессии схватил две двойки.

— Значит, тебя лишат стипендии.

— Проживу как-нибудь; и без стипендии.

— А чем ты занимаешься в свободное время?

— Ничем.

— Так-таки ничем?

— Сижу себе.

— В кафе?

— В кафе или дома...

— Читаешь?

— Читаю. Только не учебники. Не знаю почему, но в последнее время с учебниками я не в ладах.

— А комсомольская жизнь?

— Комсомольская жизнь? Осенью меня чуть было не исключили.

— За что?

— А за то, что не захотел поехать с бригадой на стройку... И еще за какие-то пустяки...

— Да-а... — вздыхаю я в третий раз. — Безотрадная картина.

— Не спорю, — пожимает плечами Боян.

Он не возражает и вообще ничего не говорит, потому что, очевидно, с самого начала догадывается, куда я клоню. Поэтому я прихожу к мысли, что пора наконец приступать к главной теме.

— Кафе и все прочее — это еще не самое худшее, -замечаю я. — Но вот конкретно кафе «Ялта» и тамошняя компания могут и в самом деле оказаться для тебя роковыми.

— Давайте не будем драматизировать... — тихо возражает Боян.

— Да, да, разумеется, — добродушно соглашаюсь я. — Беда, однако, в том, что ситуация, в которой ты находишься, действительно драматична, чтобы не сказать трагична.

— Вот, оказывается, до чего я докатился! — вскидывает брови молодой человек.

— К сожалению, ты действительно не отдаешь себе отчета, до чего ты докатился. Тут многое, очевидно, объясняется тем, что ты еще многого не знаешь. Но главная беда заключается в том, что ты просто утратил чувство реальности.

Он молчит, терпеливо ожидая, что же будет дальше.

— Ты только что рассказывал мне про то, как случайно поскользнулся и получил на память эту небольшую ссадину. Но послушай, мой мальчик, ведь ты теперь снова поскользнулся, в переносном смысле конечно, да так поскользнулся, что и в самом деле можешь очутиться... не знаю где... Мало того, один из твоих дружков по «Ялте», некий Пепо, недавно всучил тебе тысячу левов...

— Это касается только меня и Пепо.

— Ты так полагаешь, только зря. Потому что деньги, которыми Пепо поделился с тобой и не знаю с кем еще, он украл у своего отца. Теперь отец заводит против вас дело и... Впрочем, эту тысячу левов я уже внес от твоего имени, чтоб тебя не таскали на допросы и по судам...

— Вы меня ставите в очень неловкое положение... Я же не просил...

— Ты сам себя поставил в неловкое положение... И дело тут не в деньгах... Деньги ты мне вернешь, когда сможешь, однако тебе хорошо известно, что есть и другие вещи, более серьезные.

Боян молчит, потупя взор.