Лен Дейтон: Берлинские похороны

— Я обещал прийти, — сказал я.

— Это верно, что Хэллам в больнице? — поинтересовалась Джин.

— Спроси у них, — сказал я.

— Я слышала...

— Спроси у них, — повторил я.

— Я спросила, — сказала Джин. — Мне ответили кратко и грубо.

— Тогда все правильно, — сказал я. — Министерство внутренних дел похоже на лондонские театры: если они отвечают тебе вежливо, можешь быть уверена, что пьеса так себе.

— Верно, — подтвердила Джин. Она дала мне записку от Доулиша, в которой говорилось, что один из документов Брума испачкан жиром и что я должен представить по этому поводу письменное объяснение. Был там и еще один документ, который разрешал финансовому управлению выдать мне одну тысячу фунтов на условии, что я подпишу обязательство выплатить эту сумму из своей зарплаты в течение двух лет. Я спросил у Джин:

— Как ты относишься к тому, чтобы поехать на выходные за город на новой машине?

— Надо подумать, — сказала Джин.

— У меня для тебя есть кое-что из косметики.

— Сразил, нечем крыть.

— Тогда в пятницу, — сказал я. — Возвращаемся в понедельник утром.

— Не позднее, — сказала Джин. — Я присматриваю за котами Хэллама.

Лондон, воскресенье, 10 ноября

Стояло туманное лондонское утро, в такую погоду Британская ассоциация туризма и отдыха затоваривается цветными фотографиями. Уайтхолл являл собой громадный стадион серого гранита, на черной дороге за ночь появились белые геометрические фигуры, позволяющие представителям всей нации занять предназначенные для них места Солдаты в черных медвежьих шкурах и серых плащах выстроились так, чтобы замкнуть три стороны квадрата, по сцене гуляет жестокий ветер, все происходящее напоминает военную экзекуцию. Трубы и барабаны играют «Скай Боут Сонг». Генерал возится с саблей, которую ветер завернул в плащ, заломленные шляпы трепещут, будто перепуганные курицы.

Пожилой служащий недалеко от меня произносит «А вот и ее величество», и королева выходит из парадных дверей под нами. Надо всем возвышается поблескивающая каменная колонна Кенотафа. За мемориалом мальчики из капеллы королевской часовни, одетые в ярко-алые тюдоровские костюмчики, дуют на посиневшие руки.

Миссис Мейнард у нас за спиной ставит на стол кофейные чашки. Я слышу ее слова: «Мистер Хэллам не совсем здоров, сэр. Он решил отдохнуть несколько дней». В ответ слышатся вежливые соболезнования. Миссис Мейнард добавляет материнским тоном: «Он перетрудился», но над чем — не уточняет.

«А-а-а-а-а-а». Хриплая команда дежурного сержанта несется над рядами медвежьих шкур и штыков. Дряхлые государственные мужи стоят под пронзительным влажным ноябрьским ветром, который унес жизни многих их предшественников.

Мясистые ладони с клацаньем обнимают металл, несколько сотен винтовок выравниваются в линию.

Неожиданно из низкого облака раздаются раскаты артиллерийской канонады — это Биг Бен бьет одиннадцать часов. Белые одежды и отполированный металл тускло поблескивают в блеклом зимнем свете, и тут молнией засверкали трубы. Звуки траурной мелодии плывут среди тысяч напряженно застывших в молчании людей.

По молчаливой мокрой улице ветер гонит газету, словно городское перекати-поле. Газета целует светофор, слегка касается тромбона и прилипает к армейским ботинкам. Она размокла от сырости, но большой заголовок виден отчетливо. «Новый кризис в Берлине?»

В конце тридцатых годов немецкий ученый Геральд Шрейдер открыл группу органических фосфорных инсектицидов, из которых позднее были получены парафион [59] и малафион. Понимая потенциальную ценность нервно-паралитических газов как оружия, германское правительство незамедлительно засекретило все эти работы. Немцы засняли на кинопленку действие этих газов на заключенных концлагерей. Кинопленки и результаты научных исследований попали в руки союзников во время войны, исследования были продолжены в Великобритании, СССР и США, в военной области они продолжаются до настоящего времени.

Известно много историй, иллюстрирующих громадную силу этих ядов, к примеру, рассказывают о фермере, который во время обработки посевов опустил руку в резервуар с ядом, чтобы прочистить форсунку, и умер менее чем за сутки.

Доктор Сэмюэл Гершон и доктор Ф. X. Шоу (факультет фармакологии и психиатрии Мельбурнского университета, Австралия) в журнале «Лансет» описали шестнадцать случаев заболеваний шизофренией, депрессией, афазиями, потерей памяти и способности концентрироваться у сельскохозяйственных рабочих, которые пользовались этим типом инсектицидов.