Лен Дейтон: Берлинские похороны

«Миссис Хендерсон, — произнес он отчетливо, — перед тем как жарить яичницу с ветчиной, сковороду надо чистить бумагой, а не просто мыть водой». — Он приятно улыбнулся. В этой улыбке не было ничего нервного, она приглашала к разговору. Именно такая улыбка и приличествовала ситуации. Он гордился своим умением подобрать улыбку к любой ситуации.

Музыка все еще звучала, но он все равно решил закурить, рабом патефона он ни за что не будет. Решение его будет компромиссным. Он закурит сигарету, но сорта «Бачеллор» — дешевых сигарет, которые он держал для гостей. Он гордился своим уменьем идти на компромиссы. Он подошел к сигаретнице. Там лежало четыре штуки. Он решил не трогать этих сигарет. Четыре — хорошее число. Да. Он взял сигарету из полной пачки «Плейерс №3», которую держал в ящике с вилками и ножами. «Тридцать девять, — подумал он вдруг. — Именно этот возраст я себе и укажу».

Звук оборвался неожиданно. Хэллам снял пластинку, сдул с нее пылинки, сунул в конверт и положил с нежностью на кровать. Он вспомнил девушку, которая дала ему эту пластинку. Рыжую девушку, которую он встретил в этом ужасном заведении под названием «Сэддл-Рум». По-своему приятная девица. Американка, весьма капризная, не очень следящая за своим произношением, но затем Хэллам подумал, что в Америке ведь нет приличных школ. Ему стало жаль девушку. Нет. Ему не жалко девушек, они все... плотоядные. И что еще хуже, некоторые и не очень чистые. Он подумал о человеке, которого Доулиш только что присылал к нему, он бы не удивился, если бы узнал, что этот человек учился в Америке. Хэллам взял на руки сиамского кота.

— Где твой маленький братец? — спросил он у него. Если бы они только могли говорить. Они были умнее многих людей. Кот потянулся, уперся лапами в плечо Хэллама и с треском выдернул когти из ткани костюма.

«Сотрудник секретной службы?» — подумал Хэллам. Он громко рассмеялся, удивив кота.

— Выскочка, — сказал Хэллам вслух.

Он почесал пальцем за ухом кота. Кот замурлыкал. Выскочка из Бернли — надменный необразованный клерк, который мнит себя величиной.

«Мы должны исполнять свой долг», — тихо сказал он себе. Долг правительственных людей, которые не должны обращать внимание на личные особенности правительственных служащих. Он предпочитал думать о человеке из секретной службы как о правительственном служащем, а не как о конкретной личности из крови и плоти. Он произнес вслух «правительственный служащий» и подумал, каким образом ввернуть эту фразу в следующем разговоре с этим человеком.

Хэллам вставил сигарету «Плейерс №3» в мундштук из настоящей слоновой кости. Потом прикурил, продолжая глядеть на себя в зеркало. Поправил пробор в волосах, сдвинул его чуть ближе к центру. Можно позавтракать и в кафе. Там хорошо готовят яичницу с жареным картофелем. Официант там итальянец, и Хэллам всегда делал заказ по-итальянски. Этим итальянцам не очень-то можно доверять, все дело в породе, решил он. Потом рассортировал мелочь и отложил десятипенсовик, чтобы дать потом на чай. Прежде чем уйти, он еще раз оглядел комнату. Фэнг спал. Пепельница, которой пользовался посетитель, была полна окурков. Иностранные, грубые, дешевые, паршивые сигареты.

Хэллам с содроганием взял пепельницу в руки и вывалил ее содержимое в мусорное ведро, куда перед этим отправил спитой чай. Он чувствовал, что сигареты, которые курил его гость, многое о нем говорят. Как и его одежда — из магазина, сшитая на фабрике. Хэллам решил, что ему не нравится человек, которого Доулиш прислал к нему. Совсем не нравится.

Лондон, суббота, 5 октября

— Лучший в мире специалист по ферментам, — сказал я.

Я услышал, как Доулиш кашлянул.

— Лучший что? — спросил он.

— Специалист по ферментам, — повторил я, — и Хэлламу хотелось бы его заполучить.

— Ладно, — сказал Доулиш. Я отключил селектор и вернулся к документам, лежащим у меня на столе.

— Эдмонд Дорф, — прочитал я.

Потом перелистал страницы потрепанного британского паспорта.

— Ты всегда говорил, что иностранные фамилии убедительнее, чем английские, — сказала моя секретарша.

— Но не Дорф, — сказал я, и уж тем более не Эдмонд Дорф. Я не чувствую себя Эдмондом Дорфом.

— Если можно, без зауми, — сказала Джин. — Кем ты себя чувствуешь?

Как вам нравится это «кем»? В наше время секретарша, которая умеет задавать такие вопросы, стоит немалых денег.