– Может быть, закурите, господин профессор?
– Благодарю вас, с удовольствием, – ответил Глясс, с удивлением рассматривая сигареты. – Военный трофей? – спросил он.
– Допустим. – Клос взвешивал каждое слово, даже интонацию, которые имели в этой беседе огромное значение. – Вы отбываете завтра, господин профессор?
– Да.
– Видимо, вы отдаете себе отчет в том, что это морское путешествие будет небезопасным…
– Да, конечно. А что, собственно, сегодня не опасно? Однако чем я обязан вашему визиту?
– В нескольких словах это трудно объяснить, господин профессор, – ответил Клос. – В этом году вы будете отмечать что-то вроде юбилея, не правда ли?
– Вы, господин капитан, видимо, шутите…
– Нет. Десять лет назад доцент Глясс провел два месяца в берлинской тюрьме за то, что помог своему товарищу, который…
– Об этом всем давно известно, – прервал его профессор.
– Да. Конечно. Но я подумал, что вы об этом уже забыли… Потом ваш блестящий талант физика без остатка был отдан третьему рейху. Награды, премии… Наконец, этот завод.
– Вы удивляете меня, господин капитан. Может быть, вы имеете задание проверить мою лояльность?
– Я только размышляю, – ответил Клос, чувствуя, что с каждой минутой риск все возрастает. – Неужели у вас ничего не осталось от тех лет… Ваш лучший друг, доктор Борт…
– Хватит! – Глясс встал, подошел к окну. Видимо, удар пришелся в цель. – Я думал, что контрразведка третьего рейха занимается более важными делами, чем моя особа. Неужели он все еще ничего не понял?
– Да, по-видимому, – ответил Клос. – Доктор Борт, господин профессор, был расстрелян в Гамбурге. Разве вы об этом не знаете?
Глясс открыл дверь, выходящую из кабинета на веранду. Стоял, повернувшись спиной к Клосу, и смотрел на опустевший сад.
– Закройте дверь, господин профессор!
Глясс резко повернулся:
– Что это, провокация?!
Потом все же закрыл дверь и возвратился на прежнее место.
Клос включил радио – послышались звуки армейского марша.
– Я понимаю, вы можете принять это за провокацию. Такая возможность теоретически существует. Представьте себе, что кто-то вам скажет: профессор Глясс, вы не подлежите эвакуации. И не только для того, чтобы оградить вас от рискованного путешествия, но и для того, чтобы спасти кое-что и, главное, вашу жизнь…
– Представляю себе, – сказал Глясс, уже успокоившись, – что может быть, если я расскажу об этом в гестапо.
– Я предвидел такой вариант «и заранее обеспечил себе алиби.
– Могли бы просто блефовать, – уточнил Глясс.
– Как в покере, – добавил Клос. – Проверять после открытия карт, если до этого доходит дело.
Глясс снова наполнил рюмки.
– Видите ли, господин капитан, – начал он, – я, собственно говоря, математик и люблю теоретические рассуждения. Исходя из этого, я предполагаю, что беседующий со мной должен, во-первых, иметь право задавать такие вопросы, а во-вторых, предоставить какую-то гарантию.
– Вы имеете в виду гарантию на сохранение вашей жизни? Или речь идет только о данном мною шансе?
– Это слишком неопределенно и весьма загадочно, господин капитан. Это, скорее всего, указывает на отсутствие у вас козырной карты. Но предположим, что я не фанатик и что теоретически я склонен к рассмотрению различных ситуаций…
– Это уже что-то, – сказал Клос.
– Я склонен только к рассмотрению отдельных вариантов, – повторил профессор, – и только с людьми, которым это поручено. Вместе с тем не следует забывать, что для немца сейчас самое большое достоинство – сохранить верность рейху.
– Верность? И во имя этого вы согласны пойти на все, господин профессор, даже на полную капитуляцию?
– Вы, господин капитан, слишком далеко заходите. Это весьма рискованно.
– Мы говорим об этом теоретически, господин профессор, – напомнил Клос.
– Теперь вы отступаете. – В голосе профессора Клос почувствовал нотки разочарования. – Однако я хочу быть уверенным, что имею дело с доверенным человеком.
– А если бы это было так? Смогли бы вы принять конкретное предложение?
– Возможно, но только в определенных границах, – ответил Глясс.
– Предложение весьма простое. Вам не следует эвакуироваться, господин профессор.
– От кого исходит это предложение?
Клос снова включил радио. Армейский марш зазвучал еще громче.
– Что вам известно о сыне, господин профессор?
Глясс сорвался со стула.
– О, боже мой! – Подлинная боль прозвучала в голосе профессора. – Я почти ничего не знаю о сыне. Он погиб четыре месяца назад на Восточном фронте. Я до сих пор не могу поверить в его смерть. Он жив? Прошу вас, говорите же быстрее, он жив?
Читать дальше