Борис Акунин: Квест. Коды к роману.

Иван Андреевич Гольм, известный математик и физик, был из тех немцев, кто решил сделаться русским и блестяще в том преуспел. Первым из иностранных профессоров он стал читать лекции по-русски, не смущаясь смехом, который раздавался со студенческих скамей в моменты слишком вольного обращения с речью Ломоносова и Державина. Постепенно разговор Ивана Андреевича делался чище, повадка степенней, а привычки обмосковились. Единственная дочь его получилась уже совсем русской. Языком своих предков она интересовалась только с научной точки зрения – ведь физика и химия преимущественно изъясняются по-немецки.

Из этого нетрудно догадаться, что Кира выросла другом и ассистентом своего многоучёного отца, а, следовательно, законченным синим чулком . Девица была в высшей степени умна, язвительна и несклонна к пустым разговорам, то есть не имела ни малейшего шанса найти себе мужа. Не то чтоб Кира Ивановна имела некрасивую внешность – напротив, её черты даже следовало бы назвать правильными, а волосы так были решительно хороши: красивые и густые, необычного янтарного оттенка. Но пышную эту растительность барышня стягивала в безжалостный пучок, одевалась как удобнее , смотрела собеседнику прямо в глаза. Прибавьте к тому преогромные очки, ироническую линию рта и сильные, недамские руки, которыми мадемуазель Гольм могла не только произвести сложный химический опыт, но и смастерить какой-нибудь аппарат, потребный для лаборатории. Откуда ж тут взяться женихам?

Мужчинам глупым в обществе Киры было неуютно, они не знали, как себя с нею держать и о чём говорить. Мужчинам умным нравилось вести с ней учёную беседу, но такой разговор исключает всякую легкомысленность, тем паче романтические фантазии о лобзаньях.

К тому времени, когда в Московском университете появился новый профессор непристойно юного возраста, Кира Ивановна уж миновала тридцатилетний рубеж, почитаемый девицами рекою Стикс, за которой не может быть ничего живого. Нимало тем не печалясь, перезрелая барышня довольствовалась участью отцовской ассистентки и почитала себя вполне счастливой. Она, бывало, шутила, что наречена в честь преподобной Киры Берийской, непорочной девственницы, которая провела в затворничестве более пятидесяти лет, предаваясь посту и молитве. «Поскольку гипотеза о существовании Бога ещё не доказана, – неизменно прибавляла старая дева – я заменяю пост научными занятиями, а молитву лабораторными опытами».

Иван Андреевич был в таком восхищении от талантов своего нового сотрудника, так о нём пёкся, что предоставил в распоряжение Фондорина не только собственную лабораторию, но и любимую ассистентку, которая поначалу фыркала и щетинилась на юнца, но очень скоро зажила с ним душа в душу. Вдвоём они проводили целые дни, а нередко и ночи средь реторт, горелок, перегонных кубов, охваченные единым вдохновением и самозабвенным восторгом, который знаком лишь первооткрывателям. Им было о чём поговорить друг с другом. Даже молчалось бок о бок как-то необыкновенно приятно.

Однажды, когда Самсон Данилович объявил, что должен отправиться в Новый Свет за морскими жабами, у Киры Ивановны вдруг открылись глаза. Она представила себе, как будет долгие месяцы жить без своего товарища, и побледнела. Однако, будучи женщиной умной, ничего о том не сказала. Минутой позже та же мысль пришла в голову и Фондорину. Он нахмурил лоб и задумался.

Как мы знаем, спасительный выход сыскался в приуральских болотах, но, раз появившись, тревожная идея уже не могла исчезнуть из головы профессора. Он проанализировал её и нашёл отменно логичное решение задачи.

– Мне не нравится с вами расставаться, – сказал он с важным видом неделю спустя. – Даже ненадолго. Бывает, что я лежу ночью в постели, придёт в голову какое-нибудь интересное умозаключение, а поделиться не с кем. Ах, думаю, сюда бы Киру Ивановну!

Барышня потупила взор, чего с ней, кажется, никогда раньше не случалось. Не обратив на это внимания, Самсон вёл логическую линию дальше.

– И, представьте, я нашёл способ, чтоб нам всё время быть вместе. Не только в кабинете или лаборатории, но всегда! Мы можем стать мужем и женой! – Он горделиво взглянул на неё. – Сударыня, я предлагаю вам свою руку!

«А сердце?», – подумалось Кире.

Вздохнув, она молвила:

– Люди женятся по страсти. А мы с вами не любим друг друга… – На это он пожал плечами, желая что-то сказать, но Кире сей жест не понравился, и она не дала себя перебить. – Par ailleurs, [6] [6] Кроме того ( фр .) Самсон Данилович, физиологические отношения, сопутствующие браку, слишком глупы и унизительны. Во всяком случае, ежели в них вступают без сердца .