Дональд Гамильтон - Интриганы

— Дай сюда! — он резко вырвал револьвер из рук безымянного охранника Марты.

— Но, сэр...

Леонард не обратил внимания на протест, если это был протест. Он так сильно сжимал пистолет, что фаланги пальцев побелели от напряжения. Подобная хватка не способствует точности попадания, но на таком расстоянии промахнуться вряд ли возможно. Его красивое лицо исказило выражение неподдельной свирепости. Даже домашние кошки иногда выходят из себя.

Я осторожно отодвинулся за большой штурвал поближе к пульту с электронным оборудованием и почувствовал за спиной движение. Это зрители уходили с линии огня. Леонард поднял пистолет и прицелился. Я остановился напротив него.

— Дважды! — выдохнул он. — В моих руках было все, что я когда-либо желал, и ты, каждый раз ты мне мешал, Хелм! Что ж, тебе не удастся остаться в живых, чтобы злорадствовать по этому поводу...

— Марта, сейчас! — закричал я, бросаясь на пол.

Леонард остался любителем до конца. Он уставился на девушку вместо того, чтобы сначала выстрелить, а потом смотреть по сторонам. Яркий белый свет, затмив солнечный, залил рубку. Ослепительное пламя охватило Герберта Леонарда и его руки, когда он пытался вырвать то огненное, раскаленное, что поразило его. Он закричал и упал, в агонии катаясь по полу.

Никто не двинулся с места. Я перекатился и связанными руками схватил пистолет, выпавший из его рук. С трудом встав на ноги, я подвинулся так, чтобы оказаться над Леонардом, и, изогнувшись, всадил ему пулю в затылок. Через некоторое время шум прекратился — ракета выгорела.

Я взглянул на оставшихся двоих. Охранник Марты поднял руки, сдаваясь. Чернокожий радист пожал плечами, давая понять, что поле его деятельности — электроника, а не насилие. Марта некоторое время слепо смотрела на меня. Потом отбросила пустую ракетницу, распахнула дверь и бросилась к бортику. Ей стало плохо.

Мне понадобилось некоторое время, чтобы без посторонней помощи освободить руки и запустить ракету прямо в голубое флоридское небо.

Мак по-прежнему выглядел как банкир, которого оторвали от изучения финансовой ситуации на бирже. Аккуратный серый костюм, белоснежная сорочка, галстук в мелкую полоску. Черные брови резко контрастировали с седыми волосами. Холодные серые глаза тоже не сильно изменились, но голос немного отличался от обычного. Здесь, в гостиной адмирала, исчезли те твердые, деловые нотки, которые я привык слышать по телефону или в вашингтонском офисе. Мне пришло в голову, что впервые за всю историю наших многолетних отношений мы встретились не по делу в частном номере.

— У меня не было возможности поговорить с тобой, Эрик.

— Да, сэр.

Когда мы прибыли на “Франсис II”, Мак ждал нас на причале. Я подал знак, что задание выполнено, и он сразу переключил внимание на дочь. Я не знаю, какие слова они нашли друг для друга. В любом случае меня это абсолютно не касалось.

Из окна ярко освещенной комнаты я взглянул на затемненную террасу, где мне довелось подслушивать, как проходит политическое собрание. Это было только двадцать четыре часа назад, но казалось далеким прошлым. Через зарешеченные окна террасы был виден большой катер для спортивной рыбалки, тупоносый “китобой” и мое собственное суденышко. Я по привычке подумал о нем как о своем, хотя в действительности оно всегда принадлежало дяде Сэму. Искореженный винт был заменен, и оно опять было готово отправиться в путь.

— Позволь мне поблагодарить тебя, дружище. Я удивленно взглянул на Мака. На моей памяти он впервые благодарил меня за что-то. Что ж, я полагаю, на сей раз ему было за что благодарить.

— Не за что, — скромно ответил я.

— Я не мог требовать от тебя того, что ты сделал, особенно когда в этом был замешан член моей семьи.

— Да, сэр.

Мак слабо улыбнулся.

— Конечно, как глава государственного агентства я должен заявить, что твое поведение было сентиментальным и достойным порицания, но... Спасибо.

— Да, сэр. Дело в том, что мы чертовски долго работаем вместе. Я не мог застрелить вашего ребенка, какой бы суровой необходимостью это ни вызывалось. Надеюсь, вы поступили бы точно так же. Где, черт побери, адмирал прячет выпивку?

Я всегда чувствовал себя неудобно на скользкой грани личных и деловых отношений и поэтому постарался перевести разговор на другое. Если Маку это не понравилось, утром он мог выйти на тарпона и на нем выместить свое раздражение. Шкаф со спиртным я определил по позвякиванию бутылок. Марта наливала себе коктейль, процентов на 90 состоящий из водки. Она отмыла грязь утренних приключений, но в знак какого-то протеста опять нарядилась в свой неопрятный пиратский костюм: полосатую кофточку, белые брюки и поношенные тапочки. В углу комнаты расположился адмирал. Когда я вошел, он тактично заметил: