Дональд Гамильтон - Наводящие ужас

Коди ухмыльнулся.

- По-прежнему считаешь меня закоренелым злодеем, сынок?

- Не совсем закоренелым, сэр. Исправимым. Вы не занимались оружейной контрабандой, не подстраивали убийство Пирса и Миллисент Чарльз; не думаю, что всерьез намеревались покуситься на жизнь Глории, либо на ее несуществующий банковский счет... Но признайтесь: пугал к ней подсылали?

- Разумеется! - осклабился Коди. - Это было чистой уморой! Хочешь, расскажу подробно? Только помни: это строго между нами двоими.

- Хочу, сами понимаете. Молчание гарантирую.

- Ты уже знаешь, - промолвил Коди, - у Глории в одном кармане была блоха на аркане, а в другом - вошь на цепи. Но сама девочка понятия об этом не имела. Не знала, что отец пустил состояние по ветру. Все растратил, олух царя небесного; все до цента... Все по ветру пустил ради сучки этой, прости, Господи: о покойниках плохо говорить не принято.

Миллионер перевел дыхание, откашлялся, продолжил:

- А я любил дурищу Глорию с детства. С ее детства. Не спрашивай, как такое возможно: твоя приятельница - опытный мозгоправ, и объяснит получше.

- Владимир Набоков, "Лолита", - негромко сказал я.

- Что? - не понял Коди.

- Книга есть, "Лолитой" называется... Неважно, сэр, продолжайте.

- Что ей было делать? Осиротела окончательно, жить не на что... Проведала бы, в какой переплет угодила - глядишь, сама бы петлю связала да повисла ненароком... Дитя изнеженное, избалованное... А тут - влюбленный Буфф Коди, с карманами, пухнущими от денег... Что мне было делать? Подойти и сказать: "Глори, вот тебе моя рука и сердце, я тебя с потрохами покупаю"? Да она бы в морду мне плюнула и права была! "Продайся, дочка, за миллион, за два, за три"? Я не имел права, сынок, делать брачное предложение сам. Его должна была сделать Глория.

Я чуть не охнул, ибо уже уразумел все.

- Вот и напугал девочку до того, что сама предложила сочетаться и жить в ладу супружеском... Не слишком благородно с моей стороны, согласен; да только кто и когда считал Буффало Коди благородной личностью? Как бы там ни было, девочка меня простила - и слава Богу.

- А вы ее простили? - негромко полюбопытствовал я.

Коди насупился:

- Это за что же?

Я облизнул губы.

- Видите ли... знать хорошенькую женщину с пеленок, считаться ее надежным, любящим дядюшкой, а потом убедиться, что женщина без малейших колебаний и сомнения сочла вас извергом, зверем, хладнокровным злодеем... Нанявшим свору мексиканских ублюдков, чтобы укокошить отца, и впоследствии умышлявшим на нее самое...

С минуту старик пристально смотрел на меня, потом улыбнулся.

- Да ты еще и впрямь очень молод, сынок, хоть и небольшая меж нами разница в годах! Возводишь даму на пьедестал?.. Я дал Глори основательную почву для сомнений, отчего бы девочке и не усомниться?

Он откашлялся.

- Между прочим, супруга моя, по всей видимости, вскоре сделается очень богатой особой. У меня и прежде случались... недомогания, а рана эта проклятая все ускорила... Но ты ни словечка ей не оброни - обещал ведь! Поправляйся... сынок. И береги себя. Знаешь, как говорят? Сам о себе не позаботишься - никто не позаботится... А касаемо злодея, скажу на ушко: я и есть настоящий всамделишный злодей. Был таковым, по крайности.

Мы обменялись рукопожатием. Кода зашагал к выходу. Я окликнул его:

- Мистер Коди!

- А?

- Не люблю прекословить старшим, но вы не злодеем кажетесь, а очень приятным субъектом.

- Только никому не говори этого, сынок, - засмеялся Коди, - не то меня обдерут, как липку...

Наступил вечер, и Джо принесла наваристый куриный бульон - единственную пищу, которую мне пока что дозволялось принимать.

- Капельница постоит у кровати еще денек-другой, - сообщила доктор Бекман. - Потерпишь, никуда не денешься. Тебе опасно скармливать антибиотики с ложечки. Эдакий злюка отхватит врачу несколько пальцев и не поморщится. Я же все видела...

- Что именно? - спросил я, недоумевая.

- Как ты преднамеренно вывел Сомерсета из себя, как заставил его ухватиться за пистолет - и убил, не моргнув глазом. Стоял, пошатываясь, немощь изображал, а потом вскинул руку и выстрелил.

- Тебя же просили: улепетывай. Подальше. Нечем было там любоваться. Теперь считаешь меня разбойником с большой дороги.

- Ты ужасный субъект, - промолвила Джо с полнейшим спокойствием. И очень скоро вызовешь мое живейшее неодобрение. У любой порядочной женщины вызвал бы! Конечно, я льщу себе, говоря о порядочности... Но профессиональная гордость велит поставить пациента на ноги. Однажды мы уже испробовали отличный способ лечения... Как только тебе станет лучше, прописываю точно такую же терапию... Согласен?