Чингиз Абдуллаев - Символы распада

Ящик, подумал он. Ящик, который может сделать его наконец счастливым. И зачем Сирийцу столько денег? Он ведь все равно их не проест. Никого он не любит, никого у него нет. Все под себя, под себя… Нет чтобы со старыми товарищами поделиться. Ведь вместе на нарах чалились. Почему все так несправедливо получилось. У Сирийца и «Мерседесов» полно, и охраны всякой, и бабы у него гораздо лучшие, хотя он, Сухарев, своей вполне доволен. И дома у него есть где-то там, за бугром. Почему все так несправедливо? Сирийцу все достанется, а ему, Сухареву, ничего. И он снова вернется к себе домой и снова будет зарабатывать свои несчастные несколько тысяч, на которые даже приличный «мерс» не купишь.

Чем больше он думал, тем больше зверел. Гнусное свойство ущербного человеческого существа приписывать свои собственные недостатки везению других. Когда жизнь не устроена, когда впереди ничего нет, а позади не было ничего хорошего, так хочется обвинить в этом кого-нибудь другого, но только не себя. Очевидно, это одно из главных составляющих человека, когда неприятие смерти делает его разум словно бессмертным, а неприятие самокритики — ущербно односторонним. Может быть, поэтому среди титанов человеческой мысли нет ни одного, кто не верил бы в собственную смерть или страдал бы от неумения критически взглянуть на собственные достижения и возможности. Может, по этим параметрам и можно судить об истинном величии человека, осознающего свою смертность и совершающего поступки, отрицающие бренное существование, осознающего свое ничтожество и бросающего ему вызов.

Но Сухарев не был ни титаном, ни гением. Он даже не был нормальным человеком с устоявшейся психикой. Поэтому он выпил еще немного и решил, что нужно действовать. Оглянувшись на купе, он быстро пошел к выходу из вагона. У него всегда были с собой специальные ключи. Открыл дверь, вышел на площадку. Состав шел довольно спокойно, на границе поезда обычно не разгоняются. Он знал, что Федор будет ждать в двадцати километрах от границы, в первом поселке, который встретится на их пути. Значит, у Сухарева минут десять-пятнадцать, не больше.

Он закрыл дверь и вернулся в купе, злорадно поглядывая на своих попутчиков. Финских пограничников он встретил уже основательно нагрузившись. Это не помешало финнам обыскать вагон и, несмотря на протесты Сухарева, отобрать две бутылки коньяка. Правда, они не составили обычный протокол, как и рассчитывал Сухарев. Отечественные нравы постепенно приживались и у соседей, которые охотно конфисковывали спиртное, не проверяя остального груза.

Иностранец впервые повернул голову, и Сухарев увидел некое подобие улыбки на его землистом лице. Он с отвращением посмотрел на своего попутчика и снова вышел из купе. Теперь все зависело от удачи и его собственного умения. Он открыл дверь вагона, оглянувшись на купе. Там все было тихо. Сухарев быстро вышел на подножку. Состав по-прежнему шел очень медленно, он только набирал скорость. Сухарев чуть не упал, попытавшись ухватиться за поручни другого вагона.

— Ах ты… — грязно выругался он, с трудом сохраняя равновесие, и наклонился.

Ему было нелегко отцеплять этот проклятый вагон. Поезд все ускорял ход, и сохранять равновесие становилось все труднее. Но наконец сцепка подалась, и локомотив с первьм вагоном, набирая скорость, начал удаляться. Сухарев успел перепрыгнуть на площадку отцепленного вагона и состроил злорадную рожу. Пусть теперь Иностранец пьет коньяк вместе с Сирийцем, злорадно подумал он. Раз они брезговали Сухим, станут сами мокренькими.

Отцепленные вагоны начали замедлять ход. Теперь следовало их остановить. Сухарев соскочил и, подождав, пока проедет весь состав, вспрыгнул на площадку последнего вагона. Состав шел совсем медленно, так как дорога шла в гору.

«А вдруг он пойдет обратно?» — испуганно подумал Сухарев. Это заставило его действовать быстрее.

Он начал лихорадочно крутить колесо тормоза. Состав со скрежетом останавливался. Еще немного, и он встал.

— Вот и все, сучьи дети, — сплюнул Сухарев, — вот я и стал миллионером.

Он спрыгнул и подошел к своему вагону. Теперь предстояло открыть его таким образом, чтобы не попасть под свалившийся лес, но он умел это делать. Сначала нужно отодвинуть дверь до конца. Потом открыть среднее отделение вагона и успеть отскочить в сторону, когда лес покатится вниз. Он делал это несколько раз и знал, как все рассчитать. Вскоре он уже оказался в вагоне. Внутри специально было оставлено больше места, чем в обычных вагонах, и коротко нарезанные доски лежали в три продольных ряда, чтобы можно было, быстро сбросив один из них, освободить ящики. Он резко дернул задвижку и отскочил в сторону, глядя, как доски сыплются из вагона на землю. Показались ящики.