Сергей Донской - Дай умереть другим

Громов попятился назад. Изображать страх было очень даже легко: он льдом сковал внутренности. Стать свидетелем того, как твою дочь убивают выстрелом в упор, что может быть ужаснее? Между тем вооруженный незнакомец явно не шутил и был готов нажать на спусковой крючок в любой момент. Значит, первым делом нужно добиться того, чтобы он отвел пистолет от дочери и направил его на Громова, своего потенциального противника.

Опущенный взгляд коснулся брошенного под ноги «универсала». Во время восхождения оружие пришлось поставить на предохранитель, иначе акробатические упражнения были бы слишком рискованными. Оказалось, наверху Громова подстерегала куда более грозная опасность. Теперь, прежде чем пошлешь пулю во врага, сам получишь как минимум две. Вполне закономерный результат, когда стрелков разделяют каких-нибудь три с небольшим метра.

– Ты не успеешь, – подтвердил толстяк невеселые громовские предположения. – Я в любом случае выстрелю первым.

– Не знаю, как у вас с огневой подготовкой, а с эквилибристикой явно все в порядке, – усмехнулся Громов. – Жаль, что я не имел счастья наблюдать, как вы шли по этой жердочке. – Он кивнул на лежащую возле противника доску. – А еще говорят, что у пьяниц нарушен вестибулярный аппарат. Враки.

Толстяк промолчал, но было заметно, что сдерживается он с трудом. Его собранные в трубочку губы почти исчезли между распираемых изнутри щек.

Казалось, вот-вот прозвучит неприличный звук или же оппонент лопнет от избытка эмоций. Чего-то в этом роде Громов и добивался, продолжая ёрничать на краю пропасти.

– Раскормленный милицейский боров под куполом цирка – это что-то новенькое, – произнес он, восхищенно прищелкнув языком. – Продемонстрировали бы еще разок, гражданин начальник. Ведь даже распоследняя милицейская сволочь не вправе отказывать смертнику в его последней просьбе.

– Заткнись, паскуда! – толстяк отнял было вооруженную руку от Ленкиной головы, но тут же вернул ее на прежнее место.

– Вот только прическа у вас слишком экстравагантная, даже для звезды цирка. – Громов издевательски засмеялся. – В вашем возрасте не поздновато хипповать?

Издав нечленораздельное шипение, полное ярости, толстяк совершил то, чего Громов от него и добивался. Вместо того чтобы прижимать ствол к виску приоткрывшей глаза жертвы, он вскинул его и направил в грудь обидчика.

Тот якобы опасливый шажок назад, который ранее сделал Громов, теперь сослужил ему отличную службу.

Слегка оттолкнувшись от плиты левой ногой, он всю силу вложил в толчок правой и очутился над пропастью одновременно с выпущенной ему навстречу пулей.

Ленка была слишком беспомощна, чтобы хоть чем-то помочь отцу.

«Отпусти девочку и повернись ко мне спиной», – велел ей этот жирный выродок, а потом ударил рукояткой пистолета и… исчез. Вместе со всем окружающим миром.

Ее вывел из обморока голос отца, и она попыталась предупредить его криком, но толстяк снова оглушил ее точным ударом. Такому только на бойне работать. И рожа у него была багровая, словно он каждый день хлестал кровь стаканами. Несло от него, правда, обычным перегаром, но это нисколько не уравнивало шансы здоровенного злого мужика и обессиленной Ленки, которая даже пальцем могла пошевелить с трудом.

Дуло пистолета, приставленного к ее виску, успело нагреться к тому времени, когда она снова разомкнула веки. В перевернутом мире стоял перевернутый отец и говорил что-то насмешливое, хотя руки у него были пусты, а от противника его отделял трехметровый провал.

Пистолетный ствол вдавливался в висок все сильнее, словно намеревался проделать дыру в Ленкином черепе без всякого выстрела. Но она кожей ощущала близость пули, готовой вырваться из дула. Сотые, может быть, даже тысячные доли секунды – и все будет кончено.

Выстрел прозвучал, но уже после того, как толстяк направил оружие на прыгнувшего вперед отца. Издав хриплый рык, он перелетел через пропасть и обрушился на противника. Ленке, приготовившейся к болезненному толчку, показалось, что над ней пронеслась стремительная тень. Звуки ударов, которые долетели до нее сразу после этого, напоминали чавканье грязи, которую взялись месить очень быстро и очень энергично.

Шмяк-шмяк-чпок! – и так снова и снова.

Ленка приподнялась и обернулась. Отцовские руки безостановочно работали в воздухе, вколачивая опрокинутого на спину толстяка в бетон. Ленка столкнула выроненный им пистолет вниз и слабо попросила: