Богомил Райнов: Наивный человек среднего возраста

У Элен, конечно, были и другие подобные встречи, и у меня они тоже были, так что оба мы посчитали бы эту ночь одним из очередных приключений, если бы не случайно вырвавшаяся у Элен и привлёкшая моё внимание фраза: отец Элен был «безобразно богат».

Были ли сказаны эти слова среди пьяной болтовни или это был продуманный ход, мне до сих пор не ясно. Так или иначе, но уже той ночью я решил, что надо не прерывать связь и изучить досье своей партнёрши, для чего не потребовалось особых усилий с моей стороны. Элен оказалась женщиной честной, по крайней мере, в том, что относилось к её «безобразно богатому» отцу. У неё давно уже наступил брачный возраст, но перспектива брака как-то не открывалась; может быть, самцы, которые встречались ей в среде торговцев, окружавших её родителей, не привлекали её, а может, и сами они не проявляли особого стремления связать себя с особой, известной своими весьма свободными взглядами на секс.

И вот на узком «торгашеском» горизонте для Элен появился новый объект, самец средних лет и с очень средними доходами, но не лишённый какого-то обаяния, во всяком случае в том, что касается профессии. Стоит ли говорить, что профессия дипломата излучает манящий свет для бабочек мещанского сословия. Коктейли, приёмы, гала-концерты, поездки за границу — всё это чудесная сцена для демонстрации новых причёсок и туалетов, а для чего женщине шить новые туалеты, если их негде показывать. Так что в конечном счёте новый объект, несмотря на свою относительную посредственность, был избран мишенью, и брак был заключён.

Это событие произошло когда я работал в Чили, а познакомились мы когда я приезжал в отпуск. Поскольку мои финансовые возможности были ограничены, я обещал Элен в качестве свадебного подарка скорый переезд из Чили в Париж. Конечно, это было пустое обещание, и, конечно же, оно не было выполнено, и, когда, наконец, меня решили послать в другую страну, это оказалось не в Европе, а в Африке.

Так что Элен осталась, что называется, с носом и если и сопроводила меня до места назначения, то только потому, что этого требовали правила приличия. В общем, она почти совсем не жила со мной, а проводила большую часть времени в Найроби, куда улетала на самолёте «денька на два», живя там неделями и предаваясь развлечениям светской жизни, а может, и чему-нибудь иному.

Но если уж говорить о том, кто остался с носом, то это, скорее, я. Не только потому, что Элен считала двести тысяч долларов своим неприкосновенным капиталом, но и потому, что располагала большей частью моей зарплаты да и мной самим, не церемонясь и не думая о том, что она мне что-то должна, ну хотя бы быть чуточку благодарной. К счастью, она не знает и не может знать о других моих гораздо более значительных доходах. Плохо то, что сейчас я лишился этих доходов, хорошо если не надолго.

Мне следовало бы освободиться от этой женщины, чтобы лишить её удовольствия освободиться от меня. Следовало бы, но я не делаю этого, потому что не могу пересилить желание, во-первых, подчинить её себе, доказать ей, что могу чего-то достичь по службе, показать из окна панораму Парижа или Лондона, сунуть ей под нос чековую книжку, мою книжку, где будет двести или триста тысяч долларов, и сказать: «Убирайся, убирайся, иди спи с первым попавшимся проходимцем!» Или я собью с неё эту спесь, или прогоню её, но сейчас ещё не пришло время ни для того, ни для другого, и потому у меня нет сил порвать с ней и уйти с тем отвратительным чувством неудовлетворённости, которое остаётся после неоконченной истории.

— Это явно не Париж, — бормочет Элен, глядя в иллюминатор, и я понимаю, что мы подлетаем.

— Но и не Африка, — отвечаю я, также взглянув вниз.

Жена моя слегка отодвигается, потому как я невольно коснулся её, наклоняясь к окну, и этот непроизвольный жест снова напоминает мне о всей фальши наших семейных уз.

— Извини, — говорю, — я не помну твой туалет.

— Слава Богу, — цедит она, снова отворачиваясь к окну.

Где-то далеко внизу под нами за полупрозрачной пеленой лёгкого тумана лежит город, но я успеваю различить лишь два блестящих золотых купола. Опять усаживаюсь поглубже в своё кресло. Город внизу меня не особенно интересует, горы справа — совсем не интересуют, женщина — тоже справа — только отчасти. Поэтому я прикрываю глаза и терпеливо жду, когда мы приземлимся.

Пока мы едем с аэродрома на нашу новую квартиру, моя жена продолжает разглядывать город, только с более близкого расстояния. Я тоже, конечно, гляжу в окно, однако думаю уже о делах и потому едва замечаю улицу с двумя рядами голых деревьев и всё ещё лежащим вдоль тротуаров грязным снегом. Только шестой час, а уже смеркается.