Адресованное Атдаеву письмо было полностью расшифровано. В нем резидент сообщал о смерти Джапара Хороза, успокаивая агента под кличкой Каджар, что тайна о нем теперь известна только ему, Кейли, и еще одному-единственному человеку в Лондоне — их шефу. «Живи и работай спокойно, никто тебя беспокоить не будет. Задание остается прежним: вживаться дальше, любой ценой занять высокий пост в руководстве республики».
Сын Атда-бая всю жизнь ненавидел Советскую власть, лишившую его отцовских богатств. Разве такой собачьей смертью должен был умереть его отец, считавший себя славным потомком некогда царствовавшей в Иране шахской династии Каджаров? И в душе Машат лелеял мечту, что отомстит за все. Но вскоре понял, что это вряд ли осуществимо, ибо Советская власть, за которую стояли горой люди, показалась ему незыблемой. И какие люди! Не рвань вчерашняя, о ней и говорить не приходится, а такие, как Иомудский и Хаджи Мурат, белая кость. Бывшие царские полковники, не единожды гостившие у отца, пошли за большевиками... А началась война, дайхане взяли в руки оружие, ушли на фронт: их жены, дети пухнут с голода, но не покладая рук трудятся денно и нощно, чтобы одолеть Гитлера, не пустить чужеземцев на родную землю...
Все предусмотрели хозяева Каджара, только провал не входил в их планы. Но Кейли однажды сказал между прочим: «Случится поймают, не признавайся, что работаешь на Великобританию. Вали на иранскую, а лучше на афганскую разведку. На любую!.. Мы в беде не оставим».
Атдаев, горько усмехнувшись, оглядел шершавые стены камеры, прочные решетки на узких окнах. Отсюда выбраться никакие англичане не помогут. Им легче отказаться от него: «Разве союзникам пристало друг за другом шпионить?! Это, наверное, немецкий шпион, выдающий себя за английского», — ответят они на запрос советских властей. Избавились же англичане от Джапара Хороза. А он им, как пес, всю жизнь прослужил.
Ему стало нестерпимо жарко. Он рванул ворот рубашки, так как все тело покрылось липкой испариной, хотя ночь была прохладной. Машат заметался по камере и, подойдя к окованной двери, забарабанил кулаками, потребовал немедленной встречи со следователем.
Когда Атдаева ввели в кабинет, часы показывали полночь. Перед Багиевым на столе стоял небольшой глиняный чайник с латаным носиком и двумя пиалами. Лицо у старшего лейтенанта загорелое, со следами хронической усталости, по краям губ едва заметные складочки. Темные глаза оставались внимательными, чуть настороженными. Он указал Атдаеву на стул, налил себе в пиалу жидкого чая, вопросительно глянул на арестованного, предлагая тоже налить, но тот отказался...
Подростком, когда в Туркмении стали создавать кооперативы и колхозы, а в песках появились басмаческие отряды, отец его и братьев отправил в Турцию, к своим друзьям, Машат жил в фешенебельном районе Стамбула, застроенном виллами, с парками и садами, а учился в мусульманском лицее, куда ходили дети местных аристократов. Да, это были самые беззаботные годы его жизни. Они пролетели как сказочный сон. Кошмарным было пробуждение... в Каракумах, куда Машату пришлось поехать по воле Джунаид-хана, приказавшего отцу вернуть сыновей в Туркмению для пополнения его поредевших отрядов.
Военная карьера братьев была недолгой и неудачной. После гибели отца братья разъехались кто куда: старший Эрен снова подался в Турцию, а оттуда еще куда-то, самого Машата прибрал к рукам Джапар Хороз, а младший Вепали поехал с матерью в Конгур и, пожалуй больше всех выиграл, оставшись на родной земле. Но жил он недолго, следом за ним умерла и мать.
Машат, поселившись в доме Джапара Хороза, узнал о нем многое. Крупный бай, родовой вождь марыйского племени буркоз в период оккупации Туркмении англичанами воевал против Советов, формируя басмаческие отряды, снабжая их оружием и боеприпасами. Заодно, выполняя задание Тиг-Джонса, начальника разведки интервенционистских войск, Хороз вербовал земляков в английскую агентуру. Стоило белогвардейским частям сменить англичан, как он стал сотрудничать с деникинской контрразведкой, выдавая ей всех, кто симпатизировал большевикам. Опыта Хорозу было не занимать — долгие годы состоял еще осведомителем царской охранки. В двадцатом бежал в Иран, прикрывшись не бандами Джунаид-хана, а английским отрядом. Иначе не вывезти бы ему столько добра, награбленного в Туркмении на крови и слезах своих соотечественников.
Когда Машату исполнилось семнадцать лет, приехал Туг, черный от загара индус. Его тело, лицо, на котором огнем полыхали зрачки гипнотизирующих глаз, были настолько иссушены — в чем только душа держалась? — что казалось, ему невмоготу будет даже шевельнуть спичечными руками и ногами. Но он, необычайно подвижный, с первой же минуты завладел вниманием Машата. Индус не представился, но юноша догадывался, что тот от Кейли. Маг и чернокнижник, гипнотизер и врачеватель, он передавал свои мысли на расстояние. Мог, нащупав у человека пульс и глянув ему в глаза, сказать, чем тот болен. Принадлежность к таинственной касте «душителей» обязывала его знать множество приемов бесшумного и безболезненного удушения человека.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу