Иван Дорба: В чертополохе

Приехав в Бухарест, Лукницкий сразу же понял, что союз авторитета среди эмигрантов не имеет, что члены отдела разбежались, а слова Байдалакова: «Придется вам, Дмитрий Всеволодович, прибрать руководство отдела к рукам» — громкая фраза. Те люди, с которыми председатель его знакомил, были преданы только одному Котричко, поскольку он действовал по рецепту вожаков НТСНП — стараться не держать в организации членов с самостоятельным мнением.

Лукницкого это обстоятельство не очень волновало. Деньгами его снабжала то польская, то японская разведки. И от нечего делать он слонялся целыми днями по многолюдному Бухаресту. Заходил в «шикарные» бары, где сидели за чашечкой кофе роскошные дамы в элегантных нарядах, в уютные, тихие кафе с красивыми официантками, в грязные кабачки и притоны, чтобы к ночи, нагрузившись дешевым ромом, отправиться с подобранной на улице девкой в свою неряшливо меблированную комнату.

Во время одной из таких прогулок, проходя мимо советского посольства, он обратил внимание на кудрявого молодого человека, по виду русского, спускавшегося со ступенек крыльца. Лицо кудрявого показалось знакомым.

«Я видел его совсем недавно, кажется, позавчера, выходя из бара… — Мысль молнией пронеслась в мозгу: — Ведь это он стоял с холуем Нумира — Георгиу». И пока незнакомец горячо втолковывал что-то Георгиу, рослый блондин лет сорока, тоже очень похожий на русского, с волевым лицом и цепким взглядом (это был Сергеев), купил в киоске, у которого они стояли, газету, и не торопясь, прошел мимо них, но по его внимательному, изучающему взгляду, устремленному на слугу японца, было ясно, что это не простое любопытство. Лукницкий решил, что блондин, вероятно, агент Нумира… А «шляпа» Георгиу ничего не замечает.

Случайно обратив внимание на подозрительную тройку, среди которых были два русских — Савицкий и Сергеев — и румын Георгиу, Лукницкий решил рассказать об этом Нумиру, а еще лучше начальнику разведшколы Борису Николаевичу. «Жаль только, что блондин куда-то быстро ушел», — подумал он.

Делать все равно было нечего. И Лукницкий последовал за кудрявым молодым человеком. Однако «кудрявый» на первом же перекрестке остановил проезжавшее такси и уехал.

На другой день Лукницкий, зайдя в кабинет начальника разведшколы Бориса Николаевича, рассказал обо всем.

— Кто знает? Вдруг это сотрудники советского посольства? Спрошу майора Тройлеску в сигуранце [3] Сигуранца — румынская тайная полиция (1921—1944 г.). , там должны быть их фотографии. Ну а до выяснения личности не следует беспокоить господина Нумира. Мы, разведчики, должны лишь констатировать факты и события, а не рассуждать о них. Скромность и молчаливость — великие достоинства, — резюмировал Борис Николаевич.

В тот же день, сидя в сигуранце, Лукницкий долго вглядывался в фотографии сотрудников советского посольства, но ни «блондина», ни «кудрявого» не обнаружил.

— Что ж, придется просмотреть картотеку проживающих в Бухаресте русских беженцев. Их много, но я вам дам помощников. До завтра! — сказал майор Тройлеску, пожимая ему руку своими мясистыми, потными пальцами.

Спустя три дня галерея «блондинов» и «кудрявых» начисто стерла из памяти лица тех, кого он искал. На том дело, казалось бы, и кончилось.

Однако спустя неделю Тройлеску предложил Лукницкому проехаться с ним в Плоешти.

«Кудрявого» он опознал сразу, увидев его медленно идущим по улице. Это был солдат белой армии Иван Савицкий. Несколько месяцев тому назад он подал заявление с просьбой вернуться на Родину. И каждые две недели приезжал в Бухарест, в советское посольство. Проживал он в доме Петру Путеску, рабочего-нефтяника, брата Георгиу, слуги японца.

— Петру на заметке у полиции, — заметил майор, устремив в пространство взгляд карих глаз и хмуря черные брови. Потом, побарабанив мясистыми пальцами-молоточками по боковой подушке машины, которая уже мчалась в Бухарест, добавил: — Вроде бы и с нашей, и с их стороны все логично. Но что за блондин? Вы не ошиблись? — И майор расплылся в улыбке.

— Интуиция мне подсказывает…

— «Интуиция»! Гм! А почему интуиция не подсказала вам проследить блондина? Ну, ладно! Не говорите только ничего господину сотруднику посольства. Сами справимся.

На том они расстались.

Весть о присоединении Буковины и Бессарабии к Украине застала Околова и его хозяев врасплох. Шел июнь 1940 года. Срывался подготовленный ими план установки радиостанции в Кишиневе и переселения типографии «Льдина» в Черновицы. Нужно было срочно посылать в Бессарабию «Льдину», а с ней и Олега Чегодова, ему в Бухаресте наспех сфабриковали удостоверение, свидетельствующее, что имярек является польским беженцем, ранее проживавшим там-то и там-то.