Николай Атаров - Смерть под псевдонимом

— То истина, — коротко сказал серб.

И замолкли солдаты. Плескалась вода за бортом. Дверка единственной на барже легковой машины открылась, и в тесный проход вылез офицер в капитанских погонах, с забинтованной нижней частью лица. Он посмотрел на хмурый простор реки. Жидкие его глаза, мерцавшие над бинтовой маской, выразили чертовскую госпитальную скуку. Бинты, обмотавшие его челюсти до самых ноздрей, видно, беспокоили его, он их оттягивал пальцами книзу от ушей.

— Ага, челюстной. Бедняга, — поглядев на него, сказал бывалый солдат.

— У нас в павлоградском госпитале был в санпропускнике старшина Семушкин, — заметил другой. — Так он страсть как не уважал челюстных.

— С чего бы?

— Разговорчив был. А с челюстными какой разговор — известно. Он и туда и сюда — они молчат. Парикмахер им головы бреет, няньки дезраствором опрыскивают, старшина халаты им несет, а они, знай, молчат… «Что ж вы, соколики, — чуть не плачет Семушкин, — горе мне с вами, ушей-то у каждого двое, язык-то — он один, а вы его прикусили…»

Медленно приближался берег. Вокруг пристани еще дотлевали деревья — три дня назад здесь шел бой, самолеты вели огонь по буковым лесам, в которых гнездились фашистские бродячие группы. В свете дотлевающих огней очертилась пристань с целым стадом встречных машин, дожидавшихся переправы, а на песчаном выезде — тоненькая фигурка Даши Лучининой с флажками и автоматом.

Выпятив забинтованную челюсть, человек у легковой машины потянул ноздрями, сунул свою обтекаемую фигуру в машину, прихлопнул дверку за собой, задернул шторку.

Катер подтащил баржу к причалам. Уже бросали канаты. Водители запускали моторы. Пристань ожила.

— Давай! Давай! — закричала Даша.

И скоро тяжелые, груженные боеприпасами машины пошли, пошли, пошли одна за другой.

Легковая машина с высоким штырем антенны, сойдя с баржи, рывком взяла крутизну выема. Соскочив с переднего грузовика, Даша подбежала к ней.

— Контрольно-проверочный пост ВАД-22… - сказала она, заглядывая в стекла машины и ничего не видя за шторками. — Предъявите ваши документы!

Она открыла дверку.

Шофер с забинтованным до ушей лицом не ответил. Его узкие глаза под широкими бровями не понравились. Он был какой-то нехороший — не то сердитый, не то насмерть перепуганный.

— Предъявите документы! — снова повторила Даша.

Она включила ручной фонарик, чтобы посветить внутри машины, но шофер грубо прикрыл фонарик рукавом шинели.

— Бросьте шутить! — крикнула она разозлившись.

Шофер молча ловил фонарик рукой. Машина набирала скорость. Даша не отставала.

— Водитель, остановите! — приказала она.

Луч ее фонарика все же скользнул по лицу пассажира. Второй в машине был так же точно забинтован — вся нижняя часть лица до ушей и по самые ноздри… Даша боролась с рукой шофера. Вдруг вспомнилась инструкция полковника Ватагина с описанием примет.

— Raus! [4] — Вон! Убирайся! (нем.). — глухо, в бинты, не то сказал, не то харкнул водитель.

Регулировщица снова мазнула светом внутри машины. Шофер расстегнул кобуру. Даша рассвирепела и потянулась к баранке.

— Вот ведь сошьет же господь людей! — с великой досадой сказала она и вдруг, заметив поблескивавшее пенсне под низко надвинутой фуражкой, с запозданием догадалась, что шофер тот самый — с ватагинской фотографии.

В ту же секунду Ганс Крафт выстрелил в нее, и машина рванулась. Даша упала на дорогу. Машина уходила по дамбе, не выровняв хода, сшибла столб с указателем «На переправу».

Теперь, лежа на дороге, Даша знала, что делать. Только вот автомат непослушно сползает с плеча. Даша ударила длинной очередью. Старалась попасть по низу, по скатам. Кто-то выскочил из машины. Позади уже бежали от причалов. Даша еще раз ударила длинной очередью и вдруг испугалась: а что, если наши, шальные, пьяные?

— Эй? — кричал знакомый голос. — Кто тут? Девчонка?…

— Она же ранена, братцы. Гляди, кровь… Машина!

Ее покачивало, но медленно, медленно. Ей даже показалось, что она стоит, как когда-то, на понтонном мосту в Днепропетровске, и он дышит, прогибается под проходящим паровозом. Ее поташнивало. И кто-то знакомый, как казалось Даше, чей-то очень знакомый голос говорил внятно и рассудительно:

— Знаешь ли ты, откуда течет Дунай? Прямо из фашистского логова, из самой Баварии… Вот то-то. Надо понимать — откуда Дунай течет…