Чингиз Абдуллаев - Адаптация совести

Ночью ему снилась молодая особа, в которой угадывались черты различных женщин, когда-либо встречавшихся на его пути. Среди них была и Катя.

Поднявшись рано утром, он терпеливо подождал до половины девятого, когда пригородные поезда и электрички бывают максимально заполнены. И затем выехал из Витебска в Минск. Прибыв в столицу, он некоторое время ходил по вокзалу, дожидаясь прибытия московского поезда, следующего на Варшаву; только затем подошел к телефону, чтобы набрать знакомый номер. И услышал голос Ирины Тороповой.

— Доброе утро, Ирина. Вы меня узнали? Это Вадим.

— Здравствуйте, — сдержанно сказала она, — конечно, узнала. Я думала, вы уже не позвоните. Куда вы пропали? — Она спрашивала без кокетства и без излишней скромности. Он понял, что она ничего не знает о сбежавшем преступнике Вениамине Баратове.

— Я улетал в Индию, — соврал он, — был в длительной командировке.

— Неужели на такой долгий срок?

— Мы налаживаем с ними совместный бизнес.

Индия нужна была, чтобы объяснить его побритую голову и изможденный вид. Он может объяснить эти перемены во внешности тропической болезнью.

— Какой бизнес? Хотите издавать индийских писателей? — рассмеялась Ирина.

— Нет. Мы будем покупать у них высококачественную кожу для переплетов наших книг, — придумал на ходу Баратов. — Они готовы продавать нам кожу, красители, картон, бумагу — словом, все, что нужно издательству.

— Теперь понятно. А где вы сейчас находитесь?

— Проездом в Варшаву, — снова соврал он. — Разве у вас не высветился мой минский номер?

— Какой-то номер высветился, но я не поняла.

— Я звоню из Минска, с вокзала. Сегодня буду в Варшаве, а уже через два дня — в вашем городе. Правда, я побоюсь показаться вам на глаза.

— Почему?

— На меня лучше не смотреть. Ужасно выгляжу. Я там подцепил какую-то тропическую болезнь, и меня обрили наголо, как каторжника.

— Сейчас это модно, — успокоила его Ирина.

— Вы думаете? Тогда вы меня успокоили. Я отпустил усы и стал похож на режиссера Бондарчука.

— Тоже неплохо, — рассмеялась она. — Говорят, что он секс-символ своего поколения.

— Из меня такой символ не получится, — признался Баратов.

— Все равно приезжайте, — пригласила Ирина, — я вас познакомлю с моей мамой.

«Только этого мне не хватало!» — подумал Баратов.

— С мамой буду знакомиться, когда отрастут волосы. А с вами я готов рискнуть и увидеться — если, конечно, вы меня не испугаетесь.

— Не испугаюсь, — очень серьезно ответила она, — вы же знаете, что все самое страшное в моей жизни уже случилось. Я теперь ничего не боюсь.

Он помнил. Пять лет назад в катастрофе погиб ее близкий друг, который незадолго до этого сделал ей предложение. Она тяжело перенесла эту потерю. А через год скоропостижно умер отец, которого она очень любила. Может, поэтому она сказала, что все страшное в ее жизни уже произошло. На секунду он почувствовал некое подобие угрызений совести. Ведь она даже не подозревает, что самое страшное в ее жизни еще впереди…

— Я все помню, — мягко сказал Баратов. — Давайте не будем об этом вспоминать. Как ваша школа? Вы говорили, что в ней должен быть ремонт.

Ирина была учителем истории в средней школе.

— Опять отложили, — сообщила она. — Говорят, что на этот год в бюджет заложили слишком мало средств. А тут еще кризис грянул… Наверное, в будущем году что-то придумают.

— Надеюсь, что придумают. — Он почувствовал, что сделал ей приятное, вспомнив о ее школе. Она влюблена в свою профессию и в своих ребят. Баратов был настоящим психологом и знал, как нравиться женщинам.

— Значит, через два или три дня я к вам приеду, — пообещал он на прощание. — Только вы заранее не говорите своей маме о моем приезде. У меня такой вид… Увидите — все сами поймете. А мы уже вместе решим, стоит ли показывать меня или лучше спрятать, чтобы никто не увидел.

— Договорились, — согласилась Ирина, — я буду ждать. До свидания.

— До свидания.

Вениамин положил трубку. Почему он не способен просто полюбить такую женщину? Поехать к ней, встречаться, сделать предложение, жить, как остальные люди? Он сжал зубы. Жить как остальные у него не получится. Нужно сидеть на проклятых таблетках без всякой гарантии нормальных отношений с женщиной. Она не станет долго терпеть. Даже когда он был моложе, Катя вырастила ему большие рога. А Ирина попросту его бросит. Может быть, не сразу. Сначала у него не получится один раз, потом второй, третий… А потом это ей надоест, как бы хорошо она к нему ни относилась. И она уйдет. Или еще хуже — начнет изменять. Он все равно ничего не сможет делать, пока не почувствует под рукой ее горло, пока не услышит этот предсмертный хрип, не увидит ужаса в ее глазах… Но подобное возможно только один раз. Если женщина поймет, что он с ней только играет, то во второй раз она не сможет натурально притвориться. Ужас и страх исчезнут, останется лишь глупая игра, которая вызовет у него отвращение. А убить два раза невозможно.