Они сели, и официант в белых перчатках подал традиционный британский завтрак. Помещение клуба было отделано темным деревом и выцветшей от времени кожей. Должно быть, его построили еще в те времена, когда Глаб-паша насаждал в хашимитской армии британскую дисциплину. Хани ел, как настоящий обжора, не переставая разговаривать всякий раз, когда не заглатывал куски яичницы-болтуньи и копченой рыбы.
— Мы простили тебя, Роджер, — сказал иорданец. — Это я хочу сказать в первую очередь. Извини, что тогда мы потеряли самообладание.
Он говорил о себе во множественном числе, как королевская особа. Даже король нечасто выражался таким образом.
— Все нормально, — ответил Феррис. — Будь я на вашем месте, я бы тоже хорошенько разозлился. И я рад, что вы позволили мне вернуться. Мне здесь нравится.
— Мы знаем. И будем приглядывать за тобой, как за младшим братом.
Это что, предупреждение?
— Спасибо, — ответил Феррис. — Очень приятно, но я могу сам присмотреть за собой.
— Как хочешь, дорогой. Я тебе верю. Даже после того, что случилось с моим человеком из Берлина, бедным Мустафой Карами. Я просто знаю, что в этом нет твоей вины. Но буду честным. Одна из причин, по которым я хотел, чтобы ты вернулся, — мое беспокойство насчет мистера Хофмана. Вот ему я не доверяю.
— Не спрашивайте меня ни о чем. Хофман никому не говорит, что он на самом деле замышляет, в том числе и мне.
— О, сомневаюсь, сомневаюсь. Ты его парень. Как вы это называете? «Любимчик», вот. Подозреваю, что тебе достаточно много известно о мистере Эдварде Хофмане и его планах. А я больше не хочу так обжигаться, понимаешь? Это меня и беспокоит. Я слышу шаги Эда. Его дыхание. Но не вижу его самого. Боюсь, мне это начинает надоедать.
— Ничем не могу помочь, извините. Ничего не вижу, ничего не слышу. Вы знаете правила игры.
— Да-да, не беспокойся. Я не пытаюсь «вербовать» тебя. Я не столь груб, как твой предшественник, Фрэнсис Элдерсон, чтобы пытаться завербовать сотрудника дружественной разведслужбы. Пожалуйста, не пугайся. Мне просто надо кое-что понять. Мы не такие тупые, какими нас считает мистер Хофман. Честное слово. Не повторяй его ошибки.
— Я знаю, что вы не глупые. По правде, я испытываю к вам глубочайшее уважение. Вы мой учитель, устаз Хани.
— Просто чудесно, — сказал иорданец. — Я никогда не забуду этого знака нашей дружбы. В этой части света дружба значит очень много. Ты же это знаешь. Ты же настоящий араб. Или, по крайней мере, нам приятно так думать.
Этим же утром Феррис приехал в посольство и принялся за расчистку своего стола от накопившихся бумаг и сообщений. Внезапно секретарша нараспашку открыла дверь и спросила его, слышал ли он новости из Саудовской Аравии. Феррис помотал головой.
— Только что взорвались две бомбы, в Рияде. Одна рядом с «Фор сизонс», другая — около местного филиала Гонконг-Шанхайского банка.
— Вот дерьмо, — сказал Феррис, качая головой. — Сколько людей погибло?
— Они не говорят. Новости только начали поступать.
Феррис одновременно включил Си-эн-эн и свой защищенный компьютер. Как обычно, телевидение в данный момент времени было более надежным источником информации, чем внутренняя сеть ЦРУ. Он позвонил Хани, который вернулся в свой офис на пару минут раньше него. Иорданец сказал, что он уже отдал приказ изолировать все важнейшие объекты в стране. К американскому посольству уже была направлена дополнительная охрана, как и к другим потенциальным целям в Аммане.
Следом Феррис позвонил Алисе. Сначала попытался найти ее по рабочему телефону, но ее не было на месте, поэтому позвонил на мобильный. Судя по шуму ветра, она была где-то вне помещения. Он рассказал ей о новостях из Рияда.
Она молчала пару секунд.
— Это, судя по всему, будет продолжаться, еще и еще, — наконец сказала она. — Ты ведь понимаешь, да? Милан, Франкфурт, Рияд, Афганистан, Ирак, Западный берег реки Иордан. Мы не остановимся, не остановятся и они.
— Ты где? — спросил Феррис.
— За городом, в одном из лагерей палестинских беженцев. Пытаюсь достать им новые компьютеры для школы.
— Думаю, тебе лучше поехать домой или хотя бы в офис. Я беспокоюсь за тебя.
— Со мной все будет в порядке. Сегодня не опаснее, чем в другие дни. И здесь есть много людей, которые защитят меня.
Она помолчала.
— Знаешь, Роджер, сегодня просто такой день, когда я не имею права прятаться. Я должна быть с людьми, чтобы показать им, что не все мы сумасшедшие, что я — их друг и меня так просто не запугаешь. Ведь ты это понимаешь, правда?
Читать дальше