Дэвид Игнатиус - Эскорт для предателя

— Почему же, господин?

— Потому что вы сделали что-то плохое. Иначе зачем приводить вас сюда? Наше ведомство никогда не ошибается. Вы знаете, в чем причина, и помочь вам выяснить это — моя работа.

Исфахани поскреб бородку. Будь ситуация другой, он выглядел бы комично, как иранский вариант инспектора Клузо. [5] Главный герой фильма «Розовая пантера», недалекий и самоуверенный полицейский инспектор. Но сейчас эксцентричность его поведения лишь делала его внешний вид более угрожающим.

— Расскажите о вашей учебе в Гейдельбергском университете, — велел следователь.

— Я уже рассказал «Этелаат» все, что смог вспомнить, брат инспектор. Неоднократно. Меня вызывали раз в неделю без малого в течение года после моего возвращения.

— Да-да, знаю. Но это был формальный допрос, а сейчас — особый.

— Почему же особый, господин?

— Потому что ты — особый человек, дорогой. Ты обладаешь ценными знаниями, такими, которые не купишь за все золото, что есть в Тегеране. Так что, пожалуйста, расскажи мне о Германии. Кем были твои лучшие друзья?

— Я же говорил, у меня не было друзей. Местные парни недолюбливали меня.

— Да, знаю. Читал протокол. Но там была еще девушка. Немка.

— Труди.

— Да, Труди. Почему ты не рассказываешь о ней?

— Не о чем, брат инспектор. Я уже объяснял это. Она очень хорошенькая. Я надеялся, что она, возможно, сами понимаете…

— Займется с тобой сексом.

— Да. Я знаю, что это очень нехорошо, ведь она не мусульманка. Но она, в отличие от всех остальных, соглашалась разговаривать со мной. Иногда сидела со мной в кафе. Расспрашивала об Иране, слушала мои рассказы. Мне было очень одиноко там.

— У нее большая грудь?

От удивления ученый откинулся в кресле. Так вот в чем его преступление: в том, что он мечтал позаниматься сексом с немецкой студенткой, изучающей физику?

— Не знаю, наверное. Я к ней не притрагивался, хотя, возможно, Труди хотела этого. Но я не стал. Я был слишком напуган, а потом перестал с ней встречаться. Она пыталась, брат инспектор, но я не поддался осквернению. Я понимал, что взять ее даже временной женой, наложницей — харам. И я постарался избегать общения с ней.

— Да, это есть в протоколе. Все есть.

Мехди замолчал и снова погладил бородку. Потом наклонился к молодому человеку, и его глаза сверкнули.

— А ты знал, что она еврейка, эта Труди? Знал?

Кровь отхлынула от лица ученого. На его лбу выступили крупные капли пота.

— Нет, не может быть! Она немка. Я виделся с ее отцом, он бизнесмен, там, в Германии, — ответил он.

— Он тоже еврей с двойным гражданством. И агент «Моссада».

— Откуда вы знаете? Это неправда. Если бы это было так, почему никто не спросил меня об этом сразу по возвращении?

— Тогда мы не знали этого. Теперь это известно. Видишь ли, у нас есть друзья даже в секретных службах Германии. Мы тоже способны вербовать их, так же как они пытаются покупать нас. Можем сделать вид, что мы американцы, так же как они, или даже прикинуться евреями. О да. Мы повсюду.

— Что же они вам сказали? О боже! Что вам известно?

— Труди изучала физику в Институте имени Макса Планка, как и ты. Но ее работа заключалась в том, чтобы следить за студентами из Ирана. Одинокими. Желающими позаниматься сексом с немецкими девочками. Теми, кто может впоследствии пригодиться. Немецкие контрразведчики следили за ней. Прослушивали ее телефон, перлюстрировали ее переписку. Вели наблюдение. Нам потребовалось немало времени, но теперь мы получили сведения о ней. К сожалению, там есть несколько иранских имен, в том числе и твое, мой дорогой доктор.

Молодой человек попытался прийти в себя. Он понимал, что если его «преступление» лишь в этом, то все в порядке. Он ничего не рассказывал Труди, и уж тем более — ее отцу. Он перестал с ней встречаться, сделал то, что должен был сделать преданный слуга революции. То есть — ничего. Но следователь ждал от него ответов.

— Я все рассказал, брат инспектор. Ничего не утаил, ведь скрывать тут нечего. Отец предупреждал меня об иностранных шпионах и их уловках. Мы говорили об этом перед моим отъездом из Тегерана. Ваши люди тоже предупреждали меня, до того, во время моей учебы и после нее. Поэтому я был осторожен и избегал близости с немецкими девушками.

— Кто такой Ханс?

Молодой человек поежился, сидя в кресле. На лбу у него снова выступил пот.

— Кто такой Ханс? — повторил вопрос Исфахани. — Труди получала от него письма. Но мы думаем, что на самом деле он вовсе не Ханс. Это лишь псевдоним.