Так было и на этот раз. Мы опросили жителей окрестных хуторов, людей, работавших неподалеку от Ренценов. Но безуспешно, никто никого не видел и ничего не слышал. Соседка, живущая на ближайшем хуторе Зиемели, вечером проходила мимо Ренценов в магазин, но ничего конкретного не могла сказать.
Однако всего через день эта женщина сидела в милиции и писала заявление о краже из ее дома точно таким же способом.
Мы поспешили на место происшествия. Молчаливым упреком глянуло на нас окно с вынутым стеклом. Конечно, после Ренценов нам следовало более внимательно прочесать окрестности и подольше держать их под наблюдением. Судя по всему, преступники тогда затаились и пережидали где-то поблизости.
Теперь мы тщательно осмотрели второй хутор. Отпечатков пальцев или следов обуви воры опять не оставили. Значит, они не были новичками. Пока мы уверены лишь в одном: обе кражи совершены одними и теми же людьми.
Старший нашей оперативной группы распределил обязанности, мы усилили наблюдение за окрестностями. Как знать, может быть, воры, ободренные безнаказанностью, запланировали еще и другие кражи? Снова переговорили с людьми, но с тем же самым результатом: никто ничего не видел и не знает. Просто удивительно: невидимками сделались преступники, что ли?
Однако во время очередного такого разговора нам показалось, что потерпевшая вроде бы хочет сообщить что-то еще. Хочет, но не решается, начинает — и умолкает на полуслове. Заметив это, мы не успокоились до тех пор, пока она наконец не призналась, что в день, когда обокрали Ренцены, видела двух человек с чемоданами и сумкой в руках. Встретились они ей на лесной дороге. Завидев женщину, незнакомцы тут же свернули в чащу. Нет, не здешние, здешних она бы узнала… Почему не сказала раньше? Не хотела оказаться в роли свидетельницы, побоялась мести преступников.
Так и получается. Если бы не обокрали ее дом, она никогда и не рассказала бы правды. И жила бы себе со спокойной совестью: она сама ведь никого не трогает, а до других ей дела нет… Мы пытались втолковать потерпевшей, что если бы она рассказала все в самом начале расследования, то вторая кража и не произошла бы.
Теперь нам стали известны приметы разыскиваемых. Один из них лет сорока, высокий, худощавый, с рыжеватыми волосами. Второй помоложе, лет тридцати, среднего роста, широкоплечий, загорелый. Для уголовного розыска такие приметы — целое богатство!
В милиции созвали оперативное совещание, обсудили возможные «кандидатуры». Наиболее правдоподобной показалась версия, по которой обе кражи были делом рук нашего «знакомого», ранее уже судимого. Приметы старшего из незнакомцев весьма напоминали его облик. К тому же и в прошлый раз его судили именно за квартирные кражи. Мы быстро выяснили, что месяц назад он освободился из колонии и поселился в соседнем районе. Что касается его компаньона, то о нем, кроме внешних примет, у нас пока еще не было никаких сведений.
Мы созвонились с коллегами, и они пообещали помочь нам людьми: было решено ночью нанести визит «старому знакомому».
Вечером опергруппа прибыла в соседний район, где нас уже ждали товарищи. В полночь, выключив огни, мы углубились в лес. Оставили машины на полянке, недалеко от хутора Силмалы, который и был целью нашей поездки, и неслышно подошли к темной массе строений. Вел нас местный участковый инспектор, хорошо знавший расположение зданий, дверей, окон — всех возможных путей бегства. Сначала все было спокойно. И вдруг внезапно залилась лаем собака. В ночной тишине ее голос так ударил по нервам, что я мысленно чертыхнулся. Однако поднятая псом тревога запоздала — наши люди уже перекрыли пути отступления, а мы с участковым громко стучали в дверь. Никто не откликался. Зато мы услышали, как тихо отворилось окно со стороны сада и из дома выскочили люди. Вспыхнули фонарики, прозвучал окрик: «Стой! Не двигаться!»
Оба беглеца пришли в себя далеко не сразу. В доме мы нашли почти все похищенные вещи. Закончилась еще одна розыскная операция. Но не оставляла мысль о том, что она могла бы закончиться куда быстрее, если бы соседи — та же соседка — с самого начала поняли, что борьба с преступниками — это не только наше дело…
В милицию или прокуратуру люди редко приходят для собственного удовольствия. Чаще всего наши клиенты — это потерпевшие. Казалось бы, они должны вызывать только сочувствие. Но так бывает далеко не всегда. К сожалению, в нашей практике нередки случаи, когда человек вроде бы пострадал, но после проверки оказывалось, что на него никто не нападал, никто не похищал его добра. Просто-напросто потерпевший по своей Доброй воле вступил в сомнительную сделку с преступником и стал жертвой собственной доверчивости или алчности.
Читать дальше