Григорий Василенко - Найти и обезвредить

— Это и есть Шенгальс. Он вторая фигура, наиболее хитрая и опасная…

Решение об аресте Шенгальса пришло не сразу, а после того, как ранней весной был обнаружен и арестован Бицзель.

Оперативное совещание было коротким, все детали будущей операции были продуманы и взвешены заранее. Через некоторое время председатель сельсовета ведет оперативных работников вдоль глухого тесового забора.

— Лет пять, что ли, назад он у нас появился, — рассказывает он по дороге. — Хатенку эту жена его купила, она первая приехала откуда-то с севера. Ну, думаю, люди они пожилые, вроде тихие, документы в порядке, живите себе на здоровье. Поначалу все было нормально, а потом стал замечать народ за ними некоторые странности. Принес как-то им в субботу инспектор налоговую квитанцию, не берут, говорят, сегодня нельзя, вера не позволяет. Забор вот отмахали… Люди какие-то часто и подолгу у них стали жить. Однажды поинтересовался — говорят, родственники. Оба нигде не работают, а живут в достатке. Впрочем, Виктор славится у нас как отменный печник. Правда, прежде чем сложить печь, обязательно поинтересуется, что за человек, чем занимается. Если там сельский активист, член партии или комсомолец — ни в жизнь не пойдет. Рассказывают, печь кладет, а сам на «божьи» темы соловьем разливается… Вот мы и пришли! — председатель громыхнул массивным засовом.

Ванда открывала ворота долго, многократно переспрашивала, кто это пожаловал в такую рань. Затаскивая в конуру злобно лающего пса, не переставала испуганно рассматривать незнакомых людей.

Шенгальса дома не было. Он, по словам жены, должен вот-вот подъехать.

Виктор Генрихович появился, чинно сидя на дамском велосипеде. Позвякивая притороченным к раме огромным бидоном, он неторопливо крутил педали, аккуратно объезжая рытвины и лужи. Увидев около своего дома группу незнакомых людей, он быстро справился с волнением и, нацепив очки, долго шевелил бородой, вслух читая постановление об обыске.

— Ну что ж, милости прошу! — и демонстративно вывернул карманы.

Затем сел в сторонке, стал хмуро перебирать страницы пухлого талмуда. Теплая шерстяная ермолка надвинута глубоко на уши. Маленькие, со слезливой поволокой глаза укрылись в толстых складках век. Часто моргая, он не без интереса следит, как оперативные работники перебирают книги, пачки старых газет, письма…

Капитан Старцев ходит по скрипучим половицам, рассматривает хозяев, вслушивается в их короткие диалоги, и его не покидает чувство, что, переступив порог этого странного дома, он шагнул во времена, давно забытые и нелепые.

Обыск не давал результатов. Судя по всему, Шенгальс давно к нему готовился. Семейный фотоальбом без единой фотографии, сберегательная книжка с давно снятым вкладом в тысячу рублей — вот, по сути, все, что было найдено.

— А где же фотографии? — спрашивает Старцев, переворачивая пустые страницы альбома.

— А где надо, там они, уважаемый, и находятся. — Виктор Генрихович щурился в хитрой улыбочке. Зная, что вещественных улик не обнаружено, он слегка наглеет.

Сейчас он уже сам с готовностью шарит по чердаку и запечьям, достает оттуда пыльную рухлядь и с удовольствием трясет ее перед понятыми. Правда, отпирая чулан, Виктор Генрихович проявил некоторое замешательство. Он долго хлопал себя по бедрам, морща в задумчивости неширокий лоб: «Ключи, к сожалению, исчезли». И лишь короткий ломик, вставленный в пробой одним из понятых, вернул Шенгальсу память.

Хорошо смазанный замок отворился без звука. И тут всем стали понятны истоки румяной упитанности хозяина.

Кладовая, делавшая честь среднему магазину, источала крепкий гастрономический запах. Окорока, колбасы и прочие копчености были развешаны с тонким пониманием этого дела. Дубовые стеллажи с трудом держали на своих плечах сотни консервных банок, баллоны с медом и маслом, янтарные глыбы сыров.

В отношении крепких напитков привязанность хозяина определить было сложнее. Батареи бутылок с этикетками денатурата и коньяка, «Черных глаз» и «Столичной» свидетельствовали о широком диапазоне потребителя. Картину венчал десятиведерный бочонок вина собственного изготовления.

Завороженное молчание нарушил тяжкий вздох. Да! Для Шенгальса это было, пожалуй, единственное «святое» место!

Старцев внимательно наблюдал за Шенгальсом. Время от времени тот бросал быстрый взгляд на жену. Ванда, поджав губы, сидела неподвижно, изредка посматривая в окно. Возникло подозрение, что где-то вне дома находится тайник. Предположения подтвердились. В огороде одного из членов «секты» был обнаружен тайник с несколькими стеклянными баллонами. Трехлитровые банки были туго набиты сионистской литературой, полученной из Израиля, фотопленками, множеством снимков, магнитофонных записей клеветнического и сионистского содержания. На одном из снимков зафиксирован момент, когда Бицзель присваивает членам своей паствы еврейские имена, а ведь среди них нет ни одного человека еврейской национальности. И он организовал этакую лотерею: сунул руку в шапку, вытащил записочку — и ты уже не Иван, а Явель, не Мария, а Хана и т. д.