М. Георгиева - Огненные стрелы

К полудню хромой вышел оттуда и вскоре вернулся с полной авоськой в руках. Из нее торчали горлышки двух бутылок.

Прошло около часа. Хромой опять вышел и заковылял к трамваю. Вскоре после его ухода из трубы домика появился дым.

— Так! — сказал себе капитан Везнев. — Значит, голубчик сидит в кухне.

К вечеру двери домика опять открылись, появился небольшого роста человек, без шапки, в синем летнем пальто. Он запер двери, спрятал ключ в карман, не оглядываясь по сторонам, вышел на улицу и зашагал по направлению к центру города.

Везнев выбрался из сарая, где он прятался, пересек огород, прошел по соседней улице и возле трамвайной остановки встретил человека в синем пальто. Здесь он мог хорошенько его рассмотреть.

«Ага, вот он, второй радист! — обрадовался капитан. — Точно такой, каким та девушка его описывала».

Человек сел в трамвай. Везнев пропустил несколько человек перед собой и в последний момент тоже вскочил на подножку.

Низенький, плотный человек сошел на площади и двинулся по бульвару Георгия Димитрова. Дойдя до будки, в которой работал Раденков, он купил там папирос, свернул на другую улицу и зашел в кафе «Опера».

Везнев следовал за ним на расстоянии. Через широкое окно кафе Везнев увидел, что радист в синем пальто сидит за столиком в самой глубине зала. Везнев тоже вошел и сел неподалеку от него.

«Радист» заказал рюмку коньяку. Немного погодя к его столику подошел человек в темно-зеленом пальто, попросил позволения присесть, закинул ногу на ногу, вынул из кармана пачку папирос и положил на стол.

Везнев медленными глотками пил свой кофе и с видом любопытного, скучающего бездельника оглядывал весь зал, не упуская из виду обоих мужчин.

Человек в зеленом пальто заказал кружку пива, закурил и стал посматривать на улицу.

Через несколько минут он начал нервничать и все чаще глядеть на часы.

Низкий, плотный «радист», как его прозвал Везнев, спокойно читал газету. Только время от времени он бросал взгляд на входную дверь.

Незнакомец в зеленом пальто выпил пиво, расплатился и пошел к выходу, оставив на столе раскрытую пачку папирос.

Другой посидел еще немного, допил коньяк, поднялся, взял со стола папиросы и спокойно положил в карман. Проходя мимо Везнева, он нервно вытянул шею, несколько раз дернул головой. Видимо, у него был тик. В это мгновение Везнев вздрогнул всем телом, у него усиленно забилось сердце.

«Да ведь это… поручик Красновский!» — молнией пронеслось в его мыслях. Он едва преодолел охватившее его волнение, наскоро заплатил за кофе и поспешил вслед за «радистом».

«Много воды утекло с тех пор, и ты сильно изменился, а все-таки, миленький, я узнал тебя!» — думал он, глядя на шагавшего перед ним человека.

Тот никуда больше не заходил. Доехал на трамвае до предпоследней остановки, дошел до розового домика Раденкова, огляделся по сторонам и, не заметив ничего подозрительного, вошел в калитку.

Везнев в эти минуты стоял, укрывшись за близким углом. Он опять прошел по боковой улочке и пробрался в дощатый сарайчик. Волнение его все еще не совсем улеглось. Усевшись на пустой кадке, он посмотрел на свою левую искалеченную руку. На двух пальцах не хватало крайних суставов. Сколько лет пронеслось, а он снова почувствовал жгучую боль в изуродованной кисти.

В родном селе Везнева поручику Красновскому дали когда-то прозвище «Ворон». Командир жандармской роты Красновский прославился своей жестокостью. Он избивал и расстреливал при малейшем подозрении. Вечно пьяный, с опухшими, налитыми кровью глазами, Красновский непрестанно был в движении. Издали увидев его, люди в страхе заворачивали в другую улицу.

Шестнадцатилетним мальчиком Везнев на себе испытал жестокость Ворона. Старший брат Везнева уже целый год был в партизанах. Как-то ночью он прокрался домой, но какой-то предатель увидел и выдал его. Донесли Красновскому. Но когда тот, со своей бандой палачей, ворвался в дом, смелого партизана там уже не было. Ворон излил свою ярость на отце, матери и младшем брате. Их отвели в сельское управление. Отец был расстрелян, мать сослана, дом их — сожжен. Везнева три ночи подряд допрашивали, стараясь выведать, где его брат. На четвертую ночь отвели его к самому Ворону. Тот и на этот раз был пьян. Он смеялся и шутя вертел в руках большой кухонный нож.

— Слушай, малый, давай поговорим по-хорошему! — обратился он к подростку. — Отец твой уже нам сказал, где твой брат, но я и от тебя хочу это услышать.