Рудольф Лускач - Белая сорока

— Сегодня я видел у нее эту папку впервые.

— Вам не кажется, что Шеллнер взял ее от Эрны и хотел увезти с собой?

— Этого я не понял.

— Но эта папка была первым, что заинтересовало тех парней, — заметил я. — Кто знает, что в ней было…

О том, что было в этой папке, я узнал от Курилова, которого навестил на следующий день.

«…Объект ОС 127 виден плохо, сделайте новый снимок».

«Это может привлечь внимание. Странно, что нашему человеку необходимые снимки не удались».

«Не удивляйтесь и повторите снимок. Вы же охотник, небольшая прогулка в лее вам не помешает».

«Хорошо. Буду рад совершить эту прогулку вместе с вами. Чтобы эффект был полным, возьмем с собой охотничью собаку…»

Курилов замолк, ожидая, что скажу я. Ничего не понимая, я тоже молчал, потом высказал предположение:

— Если это имеет какую-то связь с нашей историей, то, вероятно, могло быть ее прологом…

— Да, да, но события уже разыгрались, посмотрите, — с улыбкой поправил меня Филипп Филиппович. Он открыл ящик стола и вынул… кожаную папку со значком золотой арфы.

— Откуда это у вас? — удивился я.

Курилов снисходительно наклонил голову, как учитель после плохого ответа ученика:

— Служебные обязанности… но предполагаю, что эта «нотная» папка и вас заинтересует.

Открыв папку, я увидел множество фотографий, чертежей, планов разных строящихся объектов, мостов, перекрестков шоссе… Курилов взял в руки один снимок:

— Узнаете?

Это был снимок сарая, куда меня привела лайка. Рядом с сараем был нарисован план дорог с указанием направлений и примечание: «место для ночлега». Кто бы мог подумать, что лесной сарай, в котором, на первый взгляд, лишь хранили сено, служит кому-то местом для ночлега!

Я молча указал на текст, Курилов кивнул и сказал:

— Мы решили тщательно осмотреть сарай. Денька через два будем знать, что в нем. Поскольку вам знаком этот сарай, пригласим вас свидетелем на будущий судебный процесс…

— У вас уже есть все авторы этих «нот»? — усомнился я.

— Почти, почти, — забубнил Курилов. — Недостает лишь нескольких, тогда весь «оркестр» будет в сборе.

— Оркестр? — переспросил я. — Неужели «музыкантов» столь много?

— Чему же удивляться? Ведь кое-кого вы уже знаете.

— Не могли бы вы их назвать, заодно объяснив роль, которую каждый играл в этом «концерте»? — предложил я.

Курилов на мгновение задумался, затем улыбнулся:

— Попробуйте-ка, хоть на минуту поставить себя в мое малозавидное положение и сами оцените каждого из «музыкантов»! Учтите при этом, что именно вы и начали первым распутывать всю историю.

— Но вы же знаете о ней куда больше, чем я…

— Вы охотник, — не без лукавства проговорил Филипп Филиппович, — вы умеете преследовать зверя без всяких профессиональных криминалистических хитростей. Послушаю вас с удовольствием. — Он поудобнее уселся в кресле и закурил сигарету.

— Придется начать с конца, — сказал я, — потому что лишь папка с «нотами» помогла понять, о чем, собственно, шла речь.

— Это облегчает вашу задачу, у нас такого преимущества не было.

— Зато было сто других, — нашелся я. — У вас много сотрудников и всяких других возможностей…

— А как же иначе? — засмеялся Курилов и добавил серьезно: — Каждый гражданин обязан быть бдительным, тем более если он охотник. Почему бы и ему не выследить какую-нибудь тварь, в данном случае двуногую. Ведь так?

— Почти, почти, — повторил я тоном Курилова. Он опять засмеялся:

— Годится… с удовольствием вас послушаю.

— Этот Блохин… — неуверенно начал я.

— А хотели начать с конца, — заметил Курилов.

— Неудобно снимать рубашку раньше, чем пальто, — опять нашелся я.

— Что же, ваша правда, — рассмеялся Курилов. — Это и на самом деле неудобно.

Его хорошее настроение меня вдохновило, и я спокойно начал:

— Все, что связано с Блохиным, — история с медвежьим салом, немецкие патроны, случай с лайкой, его сомнительное знакомство с Хельмигом — позволяет мне сделать вывод, что этот человек стал изменником родины и активно включился в преступную деятельность. Он организовывал фотографирование важных строек в пограничных лесах, был проводником Хельмига и его компаньона. Фотоснимки, рисунки и записи в «нотной» папке доказывают, что страстный «фотолюбитель» Блохин либо делал их сам, либо кому-то помогал. Ведь ясно, что только отличный знаток местности мог собрать воедино столь основательный материал, годный для подробной карты. Одно только остается для меня загадкой: почему и каким образом в той глухомани он сумел войти в связь с немцами…