Арсений Замостьянов - Спасти Вождя! Майор Пронин против шпионов и диверсантов

– Ну, ты так все переворачиваешь. Высмеять все можно.

– Да, мы работаем в сфере услуг, – Пронин говорил сердито, хотя и негромко. – Да, мы похожи на шпиков царской охранки. Только шпики ловили врагов царя и буржуев, а мы ловим врагов партии и советского народа. И чем больше мы их выловим, тем лучше. Я не знаю более важной работы. Мы охраняем безопасность народного государства. Ты знаешь, что уже принято решение о личной встрече товарища Сталина с Бронсоном? Ты считаешь, что мы имеем право допустить, чтобы товарищ Сталин встречался с отъявленным врагом? Да мы обязаны сто раз все перепроверить, на свет каждый волос с головы этого американца просмотреть! Ты, кстати, читал «Три мушкетера»?

– Дюма?

– Понятно, что не Новикова-Прибоя.

– Ну читал.

– Помнишь, там мушкетеры рискуют жизнью ради того, чтобы вовремя доставить королеве подвески? Королева-то, между нами говоря, не самой светлой личностью была. Мужу рога наставляла. И все-таки они герои. Занимались вроде бы пустяком – гонялись за подвесками. А герои! Вот и на нас можно с такой стороны посмотреть, что плакать захочется – какими глупостями занимаемся! Суетимся. А ведь тоже герои. У каждой эпохи, Железнов, свои алмазные подвески и свои герои. Хотя лично мне больше нравится кардинал Ришелье. Он служил государству, а не чьим-то прихотям.

Виктор нервно поправил ворот.

– Простите меня, товарищ майор. Простите за минуту слабости.

– Да не психуй ты, не психуй. Ступай-ка лучше в буфет, возьми там кексу, чайку. А я на ипподром поеду. Твои сведения помогли, спасибо тебе. Хорошо поработал. И главное – в срок. Срок – это гигиена труда. Вот если ты работу выполнил хорошо, но с опозданием – это все равно что грязными руками кушать блины со сметаной. Лучше сделать похуже, но в срок, чем сделать лучше, но с опозданием. Извини за нравоучение.

На ипподром Пронин отправился эдаким франтом: под любимым зеленым пальто – великолепный галстук, новый отутюженный костюм. На голове – американская шляпа. Усы аккуратно подстрижены и причесаны – впрочем, за усами Пронин следил всегда, в любом образе.

Служебный автомобиль довез его до Белорусского вокзала. Там Пронин попросил Адама остановить эмку и дальнейший путь проделал пешком. Во-первых, он уже неделю не делал утреннюю гимнастику и хотел размяться. А во-вторых, пешие прогулки пробуждают фантазию.

Возле касс ипподрома и в местном ресторанчике как раз и обитали завсегдатаи. Среди них выделялся растрепанный старичок в костюме еще дореволюционного покроя. Он был простужен, то и дело сморкался в огромный клетчатый платок и пискляво чихал.

– Викентий Алексеевич! – подошел к нему Пронин.

– Мы знакомы?

– Да кто ж вас не знает из добрых людей? А вообще знакомы. Помните недоразумение с инженером Воробьевым?

Старик помрачнел.

– Молодой человек, здесь же люди! Для такого конфиденциального разговора требуется укромный уголок.

Они нашли скамейку в безлюдном уголке сада.

– Вы в каком звании? – сразу спросил Викентий.

– А какая разница? Вы сегодня общались с моим товарищем.

– Виктор ваш товарищ? Я вас слушаю.

– Меня интересует американец. Я не буду задавать вам вопросов. Просто хочу вас послушать.

– Американец попался странноватый. Я положительно его не понимаю. Играет, много проигрывает, часто бывает на ипподроме. Деньгами швыряет направо-налево. Вот и мне перепало от него на хороший ужин в «Рассвете». По-моему, он интересуется лошадьми. Наверное, хочет купить в СССР лошадок. Для них это выгодный бизнес, надо думать. Но как он повезет лошадь через таможню? Ума не приложу.

– А с кем из жокеев он якшался?

– Да вроде ни с кем персонально не сошелся. То с одним, то с другим. Я вот что заметил. – Глаз у старика Викентия по-птичьи блеснул. – Он с Прокопием нашел общий язык. Прокопий – мужик угрюмый, молчун. Подсобный рабочий в конюшнях. Вроде бы последний человек на ипподроме. Но всегда такой горделивый, надменный даже.

– Надменный?

– Чувствуется в нем сила!

– А вы сегодня видали этого Прокопия? Он в конюшнях?

– А где ж ему быть? Завтра Большой кубок. Все должно быть, как у нас говорят, обсоси гвоздок!

Пронин долго бродил по ипподрому. Побывал всюду. Поговорил еще с двумя завсегдатаями из списка Железнова. Познакомился со знаменитым жокеем Гаврилюком, с которым они быстро припомнили общих приятелей. Красавец Гаврилюк был вхож в богемные круги, им восхищался сам Алексей Толстой. Он выступал не только на ипподроме, но и в цирке. Пронин смутно вспоминал историю трехлетней давности про юную циркачку, которая покончила с собой, когда Гаврилюк не принял ее любви. Про Бронсона жокей ничего нового не сообщил, только проницательно заметил, что он не похож на других американцев.