Гривадий Горпожакс: Джин Грин — Неприкасаемый

— Покупайте БРИСТАН! Только БРИСТАН заставит вас забыть о мигрени и головной боли! Запомните: Б-Р-И-С-Т-А-Н!

Незнакомец сунул правую руку в сейф, выгреб деловые бумаги, чековые книжки компании «Америкэн экспресс», три пачки двадцати— и стодолларовых банкнотов.

— Да, Пал Николаич! — сказал он громко, рассовывая деньги по карманам. — Мы в Ге-пе-у все знаем о вас. Мы долго следили за вами. Например, я знаю, что вот-вот сюда войдет ваша супруга. Она немного запаздывает. Обычно она входит с чашкой чая для вас ровно в одиннадцать, чтобы вместе с вами послушать известия. Не так ли?

Гринев, бледнея все заметнее, вцепившись руками в подлокотники, невольно перевел взгляд с незнакомца на обитую темно-красной марокканской кожей дверь библиотеки.

— А сейчас, — бодро произнес диктор, — вы услышите одиннадцатичасовые известия!..

На экране появилась всем знакомая физиономия диктора Ричарда Бейта.

Незнакомец подхватил со стола наполовину исписанный лист почтовой бумаги.

— Что же заставило вас изменить своим привычкам? Может, старческая страсть к какой-нибудь грудастенькой американочке, а? Ого! «Его превосходительству Полномочному и Чрезвычайному Послу Союза Советских Социалистических Республик в Соединенных Штатах Америки господину…»

— Ровно одиннадцать часов по восточному стандартному времени, — объявил диктор.

В этот момент дверь библиотеки мягко отворилась.

— Вот твой чай, Павлик, — сказала супруга Павла Николаевича, входя в библиотеку с серебряным чайным подносом в руках.

— Поставьте поднос, Мария Григорьевна, — тоном приказа произнес за ее спиной пришелец, — и садитесь!

— Кто это? — прошептала Мария Григорьевна. — По какому праву…

— Сейчас все узнаете, — ответил незнакомец. — Сидеть! — прикрикнул он на поднявшегося было Гринева.

Дулом «кольта» он захлопнул дверь, зацепил собачку на йельском замке, затем снова наставил револьвер на хозяина дома.

— Таковы заголовки сегодняшних новостей, — сказал диктор, — а теперь — подробности…

В недолгой паузе слышно было, как тикают настольные часы. На высоком лбу Гринева, окаймленном гривой серебристо-седых волос, выступили градины пота. Маленькая, хрупкая Мария Григорьевна, теребя пояс халата, переводила растерянный, недоумевающий взгляд с мужа на позднего гостя, неизвестно как оказавшегося в библиотеке.

— Итак, все в сборе, — с удовлетворением произнес человек с «кольтом». — Кроме вашего эрделя, которого вы звали Черри, а полное имя которого было Флип-Черри-Бренди.

— Черри? — встрепенулась Мария Григорьевна — Что вы знаете о нем?.. Наш Черри умер три дня назад. Его кто-то отравил…

— Это сделал я, мадам, хотя очень люблю собак. Я плакал над чеховской «Каштанкой»!

— Зачем вы это сделали?!

Незнакомец плюхнулся в массивное мягкое кресло, закинул ногу на подлокотник.

— Мне, право, жаль Черри. Умный был пес. Я помню трогательную картину: вы, Пал Николаич, и вы, Мария Григорьевна, старосветская парочка, смотрите в одиннадцать часов телевизор, а Черри дремлет вот здесь на ковре. Как только диктор умолкает, пес поднимает голову и смотрит на вас. «Сейчас пойдем, псина! Дай докурю трубочку!» — говорит Пал Николаич, и пес ждет. А как только Пал Николаич кладет свою трубку на стол, Черри вскакивает, вертит хвостом, прыгает от нетерпения, и все вы выходите в садик, и песик справляет свои дела, а вы садитесь на скамейку в беседке и слушаете журчание фонтанчика…

— Зачем вы, гадкий человек, отравили собаку?

— Но-но, барыня, не расстраивайтесь. Песику было десять лет, что равно семидесяти человеческим годам, так что он был старше вас.

— Перестаньте разыгрывать эту гнусную комедию, — наконец обрел голос Павел Николаевич. — Что все это значит, сударь?

Его лицо налилось кровью, по щеке пробежала капля пота.

— Не волнуйтесь, папочка, это вредно при вашей гипертонии. Примите лучше таблетку серпазила. Перед смертью.

— Перед смертью?..

— Да, перед смертью. Ненавижу двуногих собак. Поэтому я с удовольствием приведу в исполнение приговор.

— Приговор?

Пришелец перестал раскачивать ногой. Сузились пуговичные глаза. Заметно побелев, напрягся палец левши на спусковом крючке «кольта».

— Павел Николаевич Гринев! Контрразведка «Смерш» приговорила вас, как бывшего белого офицера, как одного из главарей белой эмиграции, как врага и предателя своей родины, как агента графа-фашиста Вонсяцкого, к смертной казни. Вас и вашу жену. Даю вам минуту на отходную молитву.