Андрей Гуляшки: Похищение Данаи

— Боже мой! — Директор внимательно вгляделся в его лицо. — Если бы я не знал, что вы археолог и искусствовед, то принял бы вас за военного!

— Вы мне льстите, — отозвался Аввакум. — Вы даже не подозреваете, как высоко я уважаю мастеров игры, ставкой в которой служит жизнь!

— Ох, увольте! — взмолился Роберто Тоцци, отец которого был убит на Восточном фронте во второй мировой войне, а дед сложил голову где-то в Галиции в первой мировой войне. — Я вас спросил о “Данае”, — снова вернулся он к своим тревогам, — а вы развиваете мне мысли о войне и военном искусстве! Не хочу вас огорчать, но мне кажется, что для вас похищение “Данаи” — не более, чем забавное происшествие!

Аввакум развёл руками.

— Помоги вам святая Анна и святая Цецилия! Что вы говорите! О каком забавном происшествии может идти речь, когда на сцену уже выплыли два трупа! Неужели мы будем ждать третьего?

Невозможно было понять, серьёзно он говорит или шутит, и потому Роберто Тоцци ничего не ответил.

— Не пора ли нам? — заметил он.

— Да, пора! Нам нужно к Пьетро Фальконе! — решительно сказал Аввакум.

Пьетро Фальконе жил на виа Монсеррато под самой крышей старого семиэтажного дома. Трехкомнатная квартира на чердаке была битком набита книгами, альманахами, каталогами, папками с репродукциями, и для широкого письменного стола и нескольких кресел — стиль рококо, период расцвета — почти не оставалось места. В одной из комнат, сводчатое окошко которой выходило на левый берег Тибра, между шкафов с трудом втиснулся ампирный диванчик чёрного дерева. Здесь спал хозяин. Кабинетом ему служила круглая комната; шкафы разрезали её на перпендикулярные прямоугольники. В среднем из этих прямоугольников и стоял крытый алым сукном письменный стол хозяина, рядом с ним красовался грубый монастырский стул; как нищенствующий монах рядом с маркизом, наряжённым в бархатные штаны и атласные жилеты.

У дверей квартиры стояли два плечистых парня с тяжёлыми палками в руках. Они были предупреждены о приходе посетителей, и всё же внимательно осмотрели гостей, особенно Аввакума, который чем-то вызвал их подозрения, — наверное, своим длинным просторным пальто.

Сам же Пьетро Фальконе встретил своих гостей сердечно, как самых близких друзей, предложил им сигарет и коньяку, но тут же предупредил, что в этот день ему предстоит побывать ещё на трех предвыборных встречах и его время крайне ограниченно.

— А вы не боитесь сидеть дома один? — полюбопытствовал Аввакум. — Что, если сюда ворвутся фашиствующие молодчики?

Фальконе улыбнулся.

— Это исключается! — заявил он. — Наша рабочая милиция дежурит круглые сутки. Десять человек сидят в кондитерской по ту сторону улицы. На лестнице попарно дежурят четверо сильных парней, готовых на все. А наш квартальный клуб всего в сотне шагов!

— Будем надеяться, что эти меры достаточны, — неопределённо покачал головой Аввакум. Потом он посмотрел прямо в глаза Фальконе и непонятно почему улыбнулся загадочно и хитро, даже немного вызывающе. — Знаете, — сказал он, — между прочим, я хотел рассказать вам кое-что и по вопросу, о котором вам писал. Речь идёт о фракийских рисунках IV в. до н.э., помните? Сейчас я могу утверждать, что некоторые элементы этих рисунков обладают поразительным сходством с этрусскими рисунками той же эпохи!

— Вот это да! — всплеснул руками Фальконе. — Вы, товарищ, опять пытаетесь выбить у меня почву из-под ног! Фракийские рисунки напоминают этрусские! — ахнул он. — Вы отдаёте себе отчёт в том, что следует из вашего заявления? Взрыв в истории античного мира, извержение вулкана в центре Рима!

— Мы с вами должны подробно проанализировать каждый рисунок, элемент за элементом, — спокойно заявил Аввакум.

— Легко сказать! — отчаянно замотал головой Фальконе. — Вы представляете себе, что означает это слово? Какое море усилий скрывается за ним? Вы представляете?

Он сердито махнул рукой и, не дожидаясь ответа, быстро пошёл по проходам между шкафами, на ходу снимая с полок толстые книги и ещё более толстые папки и кляссеры.

— Нужно просмотреть это! — говорил он каждый раз, спуская на стол каталог в тысячу страниц или кляссер, содержащий в себе две тысячи слайдов. — И это! И это!

Груда книг росла, поднимаясь под потолок.

— Все это мы просмотрим лист за листом! — говорил Фальконе, как будто кому-то угрожал. — Что вы скажете, друг Роберто?

— Я? — вздрогнул Роберто Тоцци. — Увольте, синьор Фальконе, вы же знаете, что моя область — Средние века!