Андрей Гуляшки - Приключение в полночь

— Красное.

Столь необыкновенное единомыслие чрезвычайно растрогало доктора.

— Как же это я до сих пор с тобой не познакомился — воскликнут он в умилении. — Я всю жизнь искал такого побратима, как ты! Вот здорово! — Доктор на секунду задумался. — Ну, а теперь давай взглянем на другую сторону медали, на, так сказать, духовную. Я, например, всегда борюсь с чем-нибудь. А ты?

— И я.

— Мои враги — бациллы. А у тебя есть враги?

— Я археолог. Мой враг — время.

— Дай руку! Вот так. — Доктор опять призадумался. — Тебе какие женщины больше нравятся?

— Брюнетки.

— Провалиться на этом месте! И мне тоже.

— Почему же «провалиться»?

— Моя как раз брюнетка. Я сделал выбор и решил жениться. Она жгучая брюнетка.

— Чудесно!

— Вовсе не чудесно. Ты моложе и выхватишь ее у меня из-под носа!

— Нет. — Аввакум протянул доктору руку. — Parole d'honneur! Я держу свое слово.

Последовало рукопожатие до хруста в суставах.

Я взглянул на Аввакума. На губах его блуждала обычная добродушно-снисходительная улыбка, но глаза смотрели холодно. «Играет роль», — подумал я, и мне стало жаль доктора. Чудак горячился и искренне волновался, в то время как Аввакум лишь «изображал» горячность ради забавы, а может, и чтобы «прощупать» собеседника.

После столь задушевного разговора доктор взял удочку и пошел искать укромное местечко. По всему было видно, что он сгорал от желания поймать хотя бы парочку сазанов, — ведь надо хорошо угостить своего нового друга и побратима. Аввакум подсел ко мне, молча посидел немного, потом лег на бок и тотчас же заснул.

Стало смеркаться. Ветер усилился, вода потемнела. Противоположный берег растаял и исчез в сумраке наступающего вечера.

Доктор вернулся удрученный. Он шагал по траве совсем бесшумно, но Аввакум и во сне расслышал шаги, поднялся на ноги, опередив меня, усмехнулся и покачал головой.

— Не клюет! — вздохнул доктор.

— Ничего, — утешил его Аввакум, — купим рыбы в ресторане. Он сел за руль, а доктор с трудом втиснулся в коляску. Я занял свое прежнее место. Я знал, что Аввакум будет гнать машину с сумасшедшей скоростью, но ни капли не боялся: чувствовал себя за его спиной так же спокойно и удобно, как у себя за столом.

Было около девяти часов, когда мы подъехали к микрорайону «Изток». Свернули на главную улицу; еще один поворот — и доктор показал нам на третий дом слева.

— Друзья, — сказал он, окинув нас победоносным взглядом, — видите ли вы на первом этаже окна, заклеенные изнутри газетами? Там живет доктор Петр Тошков. Предлагаю вам зайти к нему в гости. Вперед, товарищи!

Верхние этажи дома еще достраивались, и, чтобы добраться до входа, нам пришлось перепрыгивать через кучи песка и щебня. В подъезде пахло цементом и известкой. Доктор отпер дверь и любезно пропустил нас вперед.

Квартира начиналась просторной прихожей, посреди которой стоял лишь круглый стол, накрытый старыми, пожелтевшими от времени газетами, и несколько стульев. Кабинет доктора был похож на походный аптечный склад и на запущенную лабораторию. Среди банок, коробок и уймы пузырьков с лекарствами и кислотами поблескивали всевозможные реторты и колбы, валялись в пыли пробирки и спиртовки. Все было свалено в кучу в таком ужасном беспорядке, что посетитель, забывший здесь шляпу, ни за что не нашел бы ее в джунглях склянок, реактивов и картонных коробок.

— Анастасий, — обратился ко мне доктор с заблестевшими от гордости глазами, — как тебе нравится эта святая святых ветеринарной мысли?

— О! — воскликнул я, с любопытством оглядывая потолок.

— Наберись терпения! — сказал доктор, похлопав меня по плечу. — В этом святилище есть всего понемногу. Я сам готовлю лекарства, а кой-какие и придумываю сам. Здесь и только здесь твое училище!

Я безмолвствовал, и поэтому доктор счел нужным подкрепить свои доводы.

— Я, дороюй мой, кроме медицинского, окончил еще биохимический; поэтому кое-что смыслю в лекарствах и настойках. Так что ты держись за меня и не бойся!

После «святая святых» мы осмотрели и другие комнаты. В спальне стояла всего лишь широченная кровать, неумело заселенная несколькими солдатскими одеялами. Из свежеокрашенных стен торчали вбитые гвозди и крюки. Подобного варварства не увидишь не только в Триграде, но даже в хибарке деда Реджепа. На гвоздях и крюках висели одеяния нашего биохимика.

Кухня отличалась от кабинета только тем, что здесь всюду валялась кухонная утварь. Нам пришлось смотреть в оба, чтобы не ступить нечаянно в кастрюлю или же не испачкаться о закопченную сковороду.