Андрей Горняк - Битая ставка

— Перстень, говоришь? Перстень! Пожалел, стало быть?! А того не помнишь, как добыл-то его? Прямо с пальцем... У живой старухи...

— Молчи, дура!— бросил Мещеряков испуганный взгляд на открытую створку окна.

Но Марта и без того уже молчала. Она неловко сползла с табурета, на котором сидела, и вытянулась на полу в тяжелом беспамятстве.

На этот раз она не померла. Но уже не вставала с кровати, с каждым днем заметно угасала, как оплывшая до основания свеча.

Софья недолго жила под родным кровом после смерти матери. Уехала от нелюдимого отца к Акулине. И остался Игнат один. Только некогда было печалиться, когда дела пошли наперекосяк. Требовали от него в кооператив записаться, на торговлю наложили налог, что и себе ничего не остается. За мельницу тоже плати, а с помольных много не возьмешь — косятся казачки. Налоги на скотину тоже немалые. Прикинул Игнат, и выходило, что за год доходы рублевые, а налоги сотенные. А тут слухи поползли, что Советская власть землю скоро переделять будет, общественные хозяйства основательно ставить. Батраки об этом вслух гутарили, на сходках о том спорили до хрипоты. При Игнате, косясь на него, заводили разговоры о кулаках-мироедах, о том, что, дескать, придет им конец скоро, толстосумам.

Митяй — батрак Игната, хромого Пантелея сын — уж и подлащиваться к нему начал:

— Скоро, Игнатий Григорьевич, землицу-то, сказывают, чекрыжить будут. Так вы уж не откажите, замолвите словечко за меня, а? С вашего клина мне бы отрезали малость. Все равно другому достанется. А я за вас заступлюсь, где надо будет, а?

— Та-ак, значит, злыдень! Я еще живу, хозяевую, а ты уже, как коршун хищный, на меня... А что ты делать-то с ней, землицей, будешь? Если пахать — так чем? Да и сеять надо машинами, а где ты их возьмешь?

— Постараемся уж как-нибудь,— отвечал Митяй.— Сообща...

— Сообща, говоришь?— прищурился Игнат.— А хлебать-то тоже, сказывают, сообща будете, как вот... эти, что в свинушнике? И баб тоже общих иметь будете или как?

«Что же делать? — раздумывал после этого разговора Игнат.— Может, куда податься? Но куда?..»

Спустя малое время, когда стало очевидным, что таким, как он, потребуется посторониться, да и поделиться нажитым, уступить дорогу тому новому, что есаул не понимал и не мог принять, он все порешил. Мельницу, чтобы как-то скрыть свои истинные думы, передал обществу за мизерные паи, лавку распродал и торговлю ликвидировал. Скотину и другое имущество, что было можно, на деньги перевел, а что и просто спустил за бесценок. Небольшой банковский запас забрал наличными и положил в кошель. Наведался к припрятанным про черный день остаткам золотишка. Попутно и «машинку» проведал — «маузер» заморской работы с сотней зарядов к нему.

Часть запасов хлеба продал, а часть утопил в речке. Немного раздал в надежные руки — кому мешок, кому два, а кому и побольше — авось пригодятся людишки. Сколотив, таким образом, кругленькую сумму и зашив в одежду золото, Игнат решил скрыться из станицы. Уходя, пустил слух, что не хочет жить бобылем, махнет в город к дочерям старость коротать.

Едва наступил чернотроп, Мещеряков темной ночью извлек из схрона припасенное оружие, спрятал его подальше в одежину и, пустив на свой баз красного петуха, скрылся.

Вначале он и сам твердо не знал, куда податься. Но тут, в Крутоярье, в глухомани плавней, появился полковник Овечкин, хорошо знакомый Игнату по прошлой службе в корпусе их превосходительства генерала Богаевского. Встретились на базу одного бывшего служаки, погутарили. Овечкин предлагал остаться с ним, вместе собирать силы, для того чтобы повергнуть большевиков. Игнат живо припомнил свои скитания по плавням» отказался. Нет, у него другая планида. Когда-то он чуть было не ушел за кордон. Не успел — и зря. Вот теперь бы уйти. От этой власти, от этих порядков, что складываются совсем не по его планам. Благо искать его некому. Жена на том свете, дочери — сами по себе.

Правда, есть еще братан Анисим Григорьевич. Только, хотя и одна кровь, но не единой с ним, Игнатом, души. Анисим к активистам примкнул. Прослышал о нем Игнат, что на сходках он агитирует за обобществление хозяйств, за коммунии. Ну и пусть! Еще в ту войну разошлись братья в мыслях и делах. Анисим хоть и в одном эскадроне был с Игнатом, но особого рвения к службе не выказывал. А вскоре получил ранение в ногу, поехал лечиться. Доходили слухи, что с красными снюхался и комитетствовал где-то. А когда кончилась гражданская, в родную станицу не вернулся. Осел где-то под большим городом, женился. С тех пор не виделись с ним. Разные они люди, хотя и от одного корня пошли. Да о нем Игнат тогда не сожалел. О другом были у него думы: как перейти границу.