Андрей Горняк - Битая ставка

— Так я же тебе и предлагаю — примыкай ко мне,— начинал терять терпение полковник.— С моими людьми за кордон уйдешь.

Этот вариант есаула устраивал.

Приближаясь к границе, Игнат все беспокойнее ожидал предстоящего. Неужели снова плыть придется? А если схватят? Закрадывалось сомнение: может, отказаться? Но он тут же подавлял в себе эту мысль. Нет-нет, все обойдется. Он благополучно доберется до Урала и выполнит свою «важную миссию», как сказали там, в особняке. Он еще покажет кое-кому, на что способен есаул Игнат Мещеряков. Прельщало и обещанное Игнату будущее, чины и богатство, которые придут, когда удастся спалить власть Советов и восстановить прежние порядки и России. И все же неизвестность предстоящего, боязнь за опою жизнь угнетали. «Скворцов» был всю дорогу угрюм, молчалив, время от времени глубоко вздыхал, вызывая удивленные взгляды сопровождающих его людей. Вроде бы начала даже побаливать нога, которую два года назад зацепила пуля пограничника.

Днем въехали в небольшое, зеленеющее зарослями садов и огородами село — конечный пункт маршрута. Проезжая по улице, Игнат успел рассмотреть крытые почерневшей соломой хаты, пыльные неширокие переулки, пестрых коров, пасшихся за огородами. У колодца с журавлем, такого же, как и в его станице, несколько женщин в расшитых кофтах и фартуках говорили между собою нараспев, на непонятном для Игната языке. Завидя незнакомых людей на подводах, встречные мужики приветствовали их поднятием картузов или провожали взглядом.

Проехав на противоположную сторону села, подводы повернули вправо, к стоящим отдельно строениям, окруженным высокими деревьями. Их встретил у ворот солдат в смешном четырехугольном картузе, вооруженный короткой винтовкой нерусского образца. Повозки остановились. Один из прибывших, рослый мужчина с пышными усами, энергично соскочил на землю, подошел к солдату и что-то ему сказал. Тот, выслушав, повернулся и, подойдя к глухим дощатым воротам, открыл их.

Во дворе, густо заросшем вишневыми деревьями, стоял большой дом под красной черепицей. В дальнем углу — конюшня, у которой на коновязи стояло не меньше трех десятков упитанных коней. Отмахиваясь хвостами от наседавших мух, они уткнули морды в кормушки.

Несколько метров по центральной аллее — и конец пути. Остановились неподалеку от часовенки без окон. Внутри ее виднелось изображение скорбно склонившей голову «матки боски».

— Приехали,— сказал один из сопровождавших Игната, нажимая на «а».

Игнат соскочил с возка, помог снять корзины с продуктами, бутылью самогона и каким-то еще не известным ему грузом. Другие снимали с подвод что-то, завернутое в кустарного изготовления покрывала.

К ним подошел один из обитателей этого двора в военной форме и, спросив что-то по-польски у усатого, ушел вместе с ним. Второй, что был на их телеге за извозчика, после разгрузки повозок отвел их в глубь двора и вскоре возвратился. Двое других и Игнат уже умылись с дороги у колодца, стоявшего справа от домика, и сидели в просторной комнате, видимо, гостиной.

Вошедший и двое других, в дороге больше молчавших, начали между собою переговариваться на своем языке. Обращаясь к Игнату, они переходили на странную смесь польских и русских слов. Один из спутников спросил его:

— Пан проголодался с дороги?

— Да, есть малость.

— Зараз подкрепимся, отдохнем, а потом и за дело будем браться.

После обеда все приехавшие, кроме усатого, который так к ним и не возвратился, улеглись отдыхать, кто на широкой деревянной кровати, аккуратно застеленной солдатскими темно-серыми одеялами, кто на широкой лавке, что стояла у стены, а кто на земляном полу, покрытом соломой. Игнат вышел на порог. Но едва спустился с крыльца, как увидел приближающегося к нему часового.

— Пан, не можно!

— Тьфу!— рассердился Игнат.— До ветру сходить «не можно»?— И арестом указал в угол двора.

Часовой понимающе закивал.

Возвратившись в домик, Мещеряков застал своих сопровождающих смачно храпевшими после обильного обеда, смоченного несколькими стаканами самогона. В углу возле кроватей стояли уже извлеченные из самодельного покрывала винтовки, русские трехлинейки с примкнутыми к ним штыками. Игнат снял сапоги, пиджак и, не раздеваясь, лег на оставленное ему место — на лавку. Засыпая, опять беспокойно думал о предстоящем...

Проснулся Игнат, когда в хату заглядывали косые лучи предзакатного солнца. Он увидел: все лежали, но не спали, тихо переговаривались между собою.