Андрей Горняк - Битая ставка

— Место-то найдется, да вот какое дело: нам нельзя далеко от матчасти уходить.

— Ничего, найдете место поблизости. Можете идти, младший лейтенант.

Выйдя от Кононовой, Бодыков чуть было не пустился бегом. Но нельзя: он был с бойцами. Только спустя полчаса сумел передать по полевому телефону:

— Товарищ пятый? Я — Крым-2. Калибр снаряда точно соответствует калибру орудия.

— Пятый вас понял,— ответили в трубку.

— Так... Положение проясняется.— Капитан Чаянов, едва положив трубку, стал составлять шифровку в штаб Васина о том, что у «интенданта» на подбородке, с правой стороны,— родинка.

С рассветом улица, где стоял дом Марфы Кононовой, зашумела и заметно оживилась. В садах и огородах, а то и просто на обочине заросшей травой сельской улице, под развесистыми тополями разместились наспех замаскированные пушки, автомашины, тракторы. В огородах подальше от людского глаза стояли большие, покрытые новым добротным брезентом, странные, ранее невиданные автомашины с покатыми назад кузовами. Возле них неотлучно находился красноармеец с винтовкой, близко никого не подпускал.

В армейский лексикон уже просочилось песенное слово «катюша». И хоть назвали этим ласковым словом секретный по тому времени реактивный миномет, его очень быстро стали узнавать люди, даже не сведующие в военной технике.

— Дядя, это «катюши»?— приставали к часовому мальчишки.

— А ну марш отсюда! Идите в другое место!

Что мог еще ответить боец шустрым и любознательным мальчишкам? Только то, что положено постовому.

Прослышав о чудо-машинах, стоящих в огороде Кононихи, на них посматривали издали и взрослые, а уходя, загорались надеждой, что, может быть, эти машины помогут остановить наконец фашистов...

С приходом военных оживилось притихшее с началом войны село. Зазвенело гармошками, песнями станичных девчат над Кубанью. И что там война, если в круг вышел парень в лихо сдвинутой набекрень пилотке и с шашкой — извечным атрибутом казацкой доблести. Что с того, что ноет спина после долгого дня работы на колхозном току, если гармонист грянул веселую кадриль. Трамбует землю солдатский кирзовый сапог, топает в такт ему легкий девичий каблук. Малиновым звоном вызванивают кавалерийские шпоры на ногах у парня. Взял их напрокат у конника артиллериста, потому что его пушка на мехтяге, и ему ни шпоры, ни шашка не положены. Взял для этого круга, для этого танца, для этой чернобровой казачки...

Интендант и его подчиненные, против обычного, в этот день не спали. Редко выходили и во двор. Хозяйка слышала, как кто-то из них сказал:

— Нелегкая их принесла!

Они ждали, что артиллеристы не задержатся в селе. Но надежды их не только не оправдались, но получилось еще хуже. Во второй половине следующего дня на улице против дома Марфы остановилась команда новобранцев, одетая еще в привычную домашнюю одежду, с вместительными «сидорами» в руках и за плечами.

— Стой! Привал! Никому не расходиться!

Командир, что привел новобранцев, тут же ушел куда-то в сопровождении председателя сельсовета.

Шумная и пестрая группа — кто сел, а кто лег, устало вытянув натруженные длительной ходьбой ноги.— Задымила цигарками. Некоторые стали разворачивать свои мешки и доставать снедь. Другие, отделившись, двинулись с кружками через улицу к колодцу.

Поглазеть на происходящее — еще гостей бог принес!— вышли старики и ребятня. Некоторые подходили ближе, здоровались за руку или просто слегка приподнимали картуз. Новодмитриевцев новобранцы заинтересовали даже больше, чем бывалые фронтовики. Пожилые казаки завязывали с парнями беседы о самом главном, что волновало : откуда они, из каких мест, какие виды на урожай в тех краях, удастся ли собрать его в этом году, беспокоит ли немец, как управляются в поле, если всех казаков на войну позвали? Заканчивались эти неторопливые беседы непременным пожеланием анафемы супостату Гитлеру.

Вернулся командир, подал громкую команду: «Становись!» Сопровождаемые ребятишками, новобранцы двинулись в другой конец улицы, к школе. Там их разместили на постой. А утром следующего дня парни были уже в новеньком «хэбэ» и обмотках. И сразу начались напряженные занятия за огородами, на берегу Кубани. Одна группа, поднимая дорожную пыль, старательно маршировала, стремясь «взять ногу», как этого настойчиво требовал проводивший занятие младший командир, другая, расположившись в тени, разбирала и собирала русскую трехлинейку, третья неумело, но зато яростно колола штыком набитое соломой чучело, изображающее врага.