Андрей Остальский - Синдром Л

— Есть, конечно! Но только не обязательно фантастику разводить. У любящих людей такое иногда может быть, мне кажется. Без всяких имплантаций.

— А мне кажется, что-то в этом есть! В любом случае ты им этот эксперимент сорвала.

— Я? Но я как-то этого не заметила…

— Зато я заметил. Еще как заметил! Любовь — влюбленность безумная, — она же совсем меняет биохимию. Особые эндорфины начинают в кровь выбрасываться. Они пьянят — и в моем случае, по крайней мере, пьянят особым образом. Заменяют алкоголь. Выпивка больше не нужна. В результате в мозгу моем несчастном остались только какие-то обрывки, клочья ложных воспоминаний, в меня заложенных.

— А я? Со мной они тоже что-то пытались делать?

— Похоже. Тоже подбирались. Но ты синие таблетки не пила, все им портила.

— Но вся эта история… с Рустамом… неужели его действительно не было?

— Не знаю… какие-то осечки у них случались, как всегда. Ракеты не взлетают, дома рушатся, ложные воспоминания получаются не о том… Одно могу тебе сказать уверенно: наверняка никакого похищения не было.

— Как не было! Но я же…

— Была имитация. Им надо было к твоему отцу подобраться. Вот и придумали. Очередная специальная операция. Они же ничего другого не умеют, кроме этих игр, комбинаций. Это их профессия, а не управление государством.

— Их? А не твоя?

— Ну, у меня как минимум еще одна есть.

— Какая же это?

— Любить мою Сашеньку, мою Шурочку. До полного самозабвения. И до забвения всех змей мира…

И он опять опасно придвинулся. Но я его оттолкнула. Так, с элементом некоторого кокетства, честно говоря. Но что поделаешь… Вылезает это иногда откуда-то…

— Но послушай! Откуда ты знал пароль?

— Вчера твой отец назвал свою фамилию, и у меня в голове вдруг щелкнуло, откуда-то всплыла цитата из Музиля.

— Фамилию? А ты не знал?

— Я думал, что ты дочь Верницкого.

— Нет, просто я оставила фамилию бывшего мужа…

— Ну да, видишь, от каких недоразумений может зависеть жизнь…

— И что теперь?

— Теперь? Я думаю, предполагаю, что теперь я — проблема. Слишком много знаю. А проблему надо решать.

— А ты? Будешь сидеть и ждать, пока они тебя… решат?

— А что ты предлагаешь? Кирилл вот, правда, зовет присоединяться — у них там целое подполье.

— Подполье? Не может быть!

— Да. Он мне на многое вчера глаза открыл. Оказывается, среди психиартов растет недовольство их положением людей второго сорта в системе. Хотя все на них держится. Мало того, среди комитетских тоже есть недовольные. И они вроде как уже объединяются. Наша вечная проблема: реформировать систему можно только изнутри, но пока реформаторы добираются до уровня влияния, они в систему врастают… Змея глотает свой хвост.

— Да, это может продолжаться до тех пор, пока змея совсем себя не проглотит…

И так мы лежали и болтали обо всем на свете: о политике, истории, о том, почему наша страна попала в этот круг, и можно ли было этого избежать. Почему-то невозможно было поверить в смертельную опасность.

Но потом мы перешли к вещам еще более увлекательным. Саша стал излагать свою теорию про полигамных самцов. Свой ответ какому-то его коллеге со странным именем Чайник. Да, говорил Саша, заложено в нас стремление к созданию максимально большого числа генетических комбинаций. Но изредка бывает: встречаешь вдруг такого оптимального для себя партнера — и все замыкается на нем. Именно с ним надо побольше таких комбинаций создавать, они важнее для продолжения рода. Не до поиска других партнеров становится. Они уже не актуальны.

— Но в таком случае мы не выполним своего предназначения, если не нарожаем кучу детей? — спросила я.

— Придется, значит, нарожать! — заявил он, сверкая глазами.

Свою лекцию Саша сопровождал иллюстрациями — с потешно серьезной физиономией указывая невидимой аудитории на различные, невероятные, с его точки зрения, достоинства моего тела. А я смеялась.

— А уж смех этот звонкий! — тут же подхватывал он. — Опишем его формулой дельта икс, умноженный на зет, умноженный на эн… Как же не передать такую формулу потомкам?

И так бы мы, конечно, много до чего доиллюстрировались бы, но раздался телефонный звонок. Как же он может звонить неприятно, этот телефон… Только рассвело, и было понятно, что ничего хорошего он сообщить не может. Я съежилась на кровати. Саша снял трубку.

— Что, что? — он почти кричал. — Константин Сергеевич, вы уверены, что меня? И Сашу? Саша-то при чем? И много их?