Олег Красин - Операция начнётся в полдень

— Вон, в углу.

Повернувшись, следователь увидел Ваху за одним из столиков.

— Ваха Магомадов? Мы произведем у вас обыск. Вот Постановление Прокурора.

Ваха махнул рукой.

— Да делайте сколько хотите! У меня ничего нет!

— Гражданин Магомадов, может, хотите заявить что-то, добровольно сдать оружие?

— Слушай, я же говорю, у меня ничего нет. Клянусь Аллахом!

Из коридора, ведущего за бар, вглубь кафе, появился оперативник со свертком.

— Товарищ майор! — сказал он следователю, — вот, в подсобке нашли за тряпками. Похоже, ствол, который мы ищем.

— Давай сюда, клади!

Опер положил сверток на столик, принялся осторожно разматывать, однако следователь не преминул его предупредить:

— Смотри, отпечатки не оставь!

Оперативник аккуратно развернул тряпки, и все увидели винтовку снайпера.

— Что и требовалось доказать! — торжествующим голосом произнес майор-следователь, — сейчас оформим протокол обыска и протокол задержания. Гражданин Магомадов, собирайтесь, поедите с нами!

Ваха удивленно подошел к столику, где лежала винтовка, и оценивающе посмотрел на неё, потом обернулся к бородатому чеченцу.

— Позвони адвокату, Умар. Вот шайтаны!

За окном рассвело. Усольцев, проведший всю ночь в кабинете, с трудом размял ладонью окаменевшее после ночного бдения лицо. Он посмотрелся в зеркало, висевшее на стене. Да, вид был не очень — кожа на лбу собралась в мелкие морщины, веки покраснели, глаза смотрели тускло, и само лицо отдавало желтизной, словно у него, Усольцева, были проблемы с желчью.

Всю ночь он пытался найти следы Цыганкова и Калины. Беса он нашел сразу в колонии, но тот клялся и божился, что не знает, куда делись участники злополучной встречи на улице Новой Заречной. Якобы, он, Бес, завел Цыганкова на хату, а сам ушел.

Докладывать наверх было не о чем. Приходилось лишь тупо, покорно ждать новостей.

Леонид Петрович тяжело поднялся и включил электрочайник, который весело забулькал, призывно засвистел, точно ему заботы Усольцева были нипочем. Леонид Петрович еще раз провел ладонью по лицу и решил, что нужно сходить в туалет, где был кран с водой, умыться. Но неожиданно зазвонил телефон. Как выяснилось, это был начальник отдела собственной безопасности Староконев.

— Леонид Петрович, привет! Староконев звонит.

— Привет, привет, Михалыч! Что скажешь интересного?

— Много чего. Вчера взяли чеченского авторитета Ваху и у него винтовочка снайперская обнаружилась. Та самая, из которой Генералова застрелили.

— Да? Поздравляю! — без энтузиазма произнес Усольцев, — наверное, дырки на погонах уже ковыряете для новых звездочек?

— Нет, Петрович. Пока рано. Слушай, тут вот какое дело, на винтовке есть отпечатки и по нашим агентурным данным они принадлежат вашему сотруднику…

Леонид Петрович густо кашлянул.

— Нашему? Это кому еще?

— Мы о нем недавно говорили — Цыганкову.

— Кому-кому? Цыганкову?

Леонид Петрович с сомнением отнесся к этой новости. Связь с бандитами — это возможно, но снайпер? Стрелял в Генералова? Насколько знал Усольцев, Цыганков никогда не проявлял особого мастерства в тире и не ездил на ведомственные соревнования.

— Брось! — сказал он Староконеву.

— И бросать нечего, — хмыкнул тот, — у вас есть его отпечатки?

— Мы снимали у всех сотрудников.

— Можешь отправить ко мне? Мы тут посмотрим, проверим. Может и ошибаемся! Может это и не Цыганкова вовсе?

Усольцев взял карандаш в рот, начал грызть кончик. Он раздумывал о том, что такая проверка лишней не будет. Что, если на винтовке, действительно, отпечатки Цыганкова? Тогда проверка, которой он, Усольцев, занимался последнее время, будет оправданной, а его подозрения — обоснованными. На него и так уже половина Управления смотрит косо, и отпечатки Цыганкова послужат полной реабилитации Усольцева в глазах других, и прежде всего, начальства. А то, что Цыганков не проявлялся как классный стрелок, теперь дело десятое.

— Ладно! — согласился Леонид Петрович, — пришлю к вам парня из своего отделения. Зовут Михаил. Но я прошу, об этом пока никому. Мне надо срочно доложить наверх.

Через несколько часов, когда Михаил привез результаты сличения отпечатков Усольцеву, тот немедленно отправился для доклада к Кислицыну, а Борис Иванович, в свою очередь, тут же вызвал Шумилова и Забелина.

Усольцев в силу важности момента докладывал стоя. В его глаза читалось торжество победителя.