Пьер Сувестр - Фантомас – секретный агент

Прочтя на листке имена свидетелей, Дюмулен высокомерно спросил:

— Илуар и Тарботтен! Вы — солдаты 2-го батальона 213-го пехотного полка и выполняете функции дневальных при штабе?

Солдаты единодушно отвечали:

— Да, майор.

— Вы знаете капрала Винсона?

— Да, майор.

Дюмулен указал на Фандора и спросил:

— Это он?

— Да, майор, — еще раз повторили оба солдата.

Но в этот момент лейтенант Сервен обратил внимание своего шефа на то, что свидетели ответили утвердительно, даже не повернув головы в сторону псевдо-Винсона.

Майор рассердился и закричал:

— Болваны, прежде чем сказать, что кого-нибудь знаете, надо на него посмотреть. Посмотрите на капрала!

Солдаты повиновались.

— Это капрал Винсон?

— Да, майор!

Офицер настаивал:

— Вы уверены в этом?

— Нет, майор!

Несмотря на безнадежное положение, в котором он оказался, Фандор не мог не улыбнуться, глядя на одуревших храбрых воинов.

Майор Дюмулен просто выходил из себя.

— Ах, так, вы издеваетесь над нами? Я вас засажу под арест на восемь суток, если вы будете продолжать вести себя так глупо! Думайте, что вы делаете… Вы знаете хотя бы, зачем вы здесь?

Обменявшись взглядом с товарищем, чтобы решить, кто из них заговорит, Тарботтен, менее робкий, чем Илуар, объяснил:

— Сержант сказал нам, майор, что нас посылают в Париж, опознать капрала Винсона, значит…

— Значит… — подхватил Илуар, — мы его и опознали!

И оба, гордые своей исполнительностью, заключили:

— Приказы надо выполнять!

Майор побагровел; ударом кулака он сбросил со стола три папки и вскричал, обращаясь к лейтенанту Сервену:

— Я не понимаю капитана из штаба, который из всех своих солдат выбрал самых больших идиотов! Чего, к черту, можно добиться от таких молодчиков?

Затем он спросил у своего подчиненного:

— Провели ли обратную очную ставку? Показали им тело настоящего капрала Винсона?

Лейтенант ответил утвердительно.

— И что они сказали?

— Ничего определенного; они были очень взволнованы видом умершего; черты его лица уже изменились… Из них ничего не удалось вытянуть.

Тут взял слово Фандор:

— Майор, я очень удивлен, что вы сочли нужным привлечь только этих двух солдат; это, по меньшей мере, странно. Я имею право требовать, чтобы процедура следствия, которое вы против меня ведете, была более серьезной. Чиновник обязан быть беспристрастным и…

Майор вскочил. Он наклонился через стол к Фандору, который тоже встал, и угрожающе спросил:

— Что вы хотите сказать?

— Я хочу сказать, — заговорил возмущенно журналист, — что вы ведете себя по отношению ко мне с возмутительной пристрастностью!

Казалось, майор Дюмулен вот-вот задохнется, так его оскорбили слова Фандора.

— Но ведь я честный человек! — вскричал он, забывая о протоколе.

И майор был прав. Это был самый достойный, самый уважаемый из офицеров, и, занимаясь с такой горячностью порученным ему делом, он собирался вести его без малейшей враждебности, с максимальной ответственностью.

Конечно, Фандор произвел на него неприятное впечатление; конечно, его оскорбляла мысль, что штатский, журналист, осмелился насмехаться над армией; конечно, у него были серьезные подозрения о виновности Фандора. Но, тем не менее, майор считал нужным тщательно соблюдать инструкции, руководствуясь при этом самым искренним стремлением вести следствие без предвзятости, пролить свет на эту запутанную историю.

Майор прекрасно отдавал себе отчет в том, что очень трудно доказать, будто Фандор в мундире Винсона действовал некоторое время в Шалоне. Но если это было так… Словом, этот вопрос необходимо было выяснить в первую очередь.

Подавив свой гнев, офицер сказал протокольным тоном:

— Фандор…

Но остановился и бросил гневный взгляд на двух солдат, которые по-прежнему стояли, вытянувшись, посреди комнаты.

— Что вы здесь делаете? — заорал он.

Солдаты молча отдали честь.

— Лейтенант, выкиньте их отсюда… и чтоб их здесь больше не видели! Больше не видели!

Потом, испытывая жестокую необходимость подышать воздухом, походить, размять мускулы, прежде чем снова работать головой, Дюмулен объявил:

— Мы продолжим допрос через пять минут!

…Майор успокоился, к Фандору тоже вернулось хладнокровие, журналист понимал, что только что происшедшая смешная сцена была в его пользу, и у него возродилась надежда.

Допрос возобновился.

Однако, теперь уже не обвиняемый и неумолимый следователь смотрели в лицо друг другу — теперь беседовали и спорили два светских человека.