Лев Никулин - Золотая звезда

И они обнялись.

Ослепительно голубое небо и холодное блистающее солнце низко стояли над городом, за ночь намело высокие снежные холмы, они дымились белым дымком под сильным, морозным ветром. «Пожалуй, будет буран», – подумал Шорин, потом вернулся к прежним мыслям и сказал вслух:

– Картина получается довольно ясная. Вот анализ вещества, найденного в огнетушителе, – это зажигательная смесь.

Офицер, подполковник, к которому относились эти слова, нарисовал внутри папиросной коробки треугольник и вписал в него вопросительный знак.

– Хитро придумано, – продолжал Шорин. – Заменить обычную смесь, которой заряжают огнетушитель, зажигательной смесью, дающей сильное пламя и дым. Дым для того, чтобы выкурить людей из цеха. Все тушившие пожар говорили, что они почти ничего не видели: у них слезились от дыма глаза. И, конечно, трудно было рассмотреть, что один из огнетушителей, который должен гасить пламя, поджигает всё вокруг.

– Это всё очень правдоподобно, – сказал подполковник, – огнетушитель был заряжен зажигательной смесью, но дым дали дымовые шашки, заранее положенные в малоприметных местах. Они дали едкий дым, мешавший тушить пожар. Кстати, когда заряжали огнетушители?

– За восемнадцать дней до пожара. Все они оказались в полном порядке, только один был впоследствии подменён.

– Подменён Томашевичем?

– Да. Томашевич был исполнитель.

– Давайте разберём улики против Томашевича.

– Ко мне пришла девушка, работающая на военном телеграфе, – Александра Фёдоровна Бугрова. Она принесла бумажку, которая оказалась шифрованной запиской. Бумажку нашёл в печке Томашевича её тринадцатилетний брат. Мы расшифровали записку, то есть то, что от неё осталось: она обгорела. Сохранились слова «огнетушитель»... «цех К» и указание на двадцать второй том словаря Брокгауза и Эфрона. Всё это соответствовало тем данным, которые были в моём распоряжении. Короче говоря, мы раскрыли, каким образом получает инструкции Томашевич. Каковы дальнейшие планы этой шайки, установить не удалось...

– Какая была техника связи?

– Кое-что удалось установить. Некто приходил в читальню, получал нужную ему книгу. Какую именно книгу он выбрал в первом случае, неизвестно, во втором случае это был энциклопедический словарь, том двадцать второй, статья «Железные дороги». Он еле заметно отмечал карандашом цифры – там имеются в статьях цифровые данные. Потом приходил Томашевич, списывал эти цифры и резинкой стирал карандашные отметки. Затем он отправлялся домой и с помощью ключа расшифровывал их. Там же, в шифрованной записке, было указание, какая книга будет использована в следующий раз.

– А первую записку вы не перехватили?

– Нет. Во втором случае мне помогла Соснова, заведующая библиотекой. Первую записку Томашевич получил ещё до её приезда.

Тут в разговор вмешалось третье лицо, находившееся в комнате и до сих пop хранившее молчание. Это была девушка в военной форме.

– Вы уж извините меня, – сказала она, – по-моему, Томашевич и Краузе – одно и то же лицо.

Подполковник взглянул на Шорина.

– Это предположение имело бы под собой почву, если бы не одно обстоятельство...

– Какое?

– Дело в том, товарищ Пискарёва, что Томашевич никогда не был на оккупированной немцами территории и уже девять лет безвыездно живёт в городе Зауральске. Это факт, не подлежащий никакому сомнению.

Давно уже жители Плецка не видели своего бургомистра, «господина Ерофеева», как его называли немцы. Одни говорили, что Ерофеев допился до белой горячки, другие, – что Ерофеев пошёл в гору и немцы вывезли его в Германию и даже показывали самому «фюреру». Однако приказы населению по-прежнему подписывал Ерофеев, и не одна мать проклинала Иуду, и не один разорённый, оскорблённый, лишённый семьи человек клялся убить эту собаку своими руками, если представится случай. Оставшееся в Плецке население было изумлено, когда немцы объявили о собрании представителей населения в местном кинотеатре «Светоч». За два дня до собрания полицейские ходили по домам и оповещали, что «старший в доме» должен явиться в кинотеатр «Светоч» в воскресенье, в три часа дня. Ничего хорошего от этого приглашения не ждали.

Когда зал кинотеатра был полон, на трибуну поднялся переводчик Лукс, которого хорошо знали жители Плецка, и негромким голосом начал читать: