Богомил Райнов: Умирать — в крайнем случае

Разгул достигает полной силы к вечеру, а ночью начинаются неприятности, потому что до базы путь неблизкий, к рассвету нужно быть на борту, и ребята отчаянно пытаются втолковать мне это и вообще как-то вразумить меня, но я все твержу, что время есть, времени хватит на все, что работа не волк и в лес не убежит, и еще один, предпоследний стаканчик никому не повредит, а когда они пытаются силой вытащить меня из очередной дыры, я вырываюсь и бегу куда глаза глядят, а глядят они в направлении все той же улицы.

Эти славные парни начинают искать меня, они проходят мимо темного подъезда, в котором я прячусь, и мне ясно слышны их голоса:

— И чего это его вдруг угораздило… — говорит один.

— Запой, что же еще, — отзывается второй помощник. — Запойные всегда так…

Словом, какое-то время они кружат по кварталу, а потом, видимо, все же решают, что — со мной или без меня — на судно надо явиться вовремя, а там пускай комендант решает, поднимать якорь или искать меня всей командой. Я заранее знаю, что решит комендант, потому что это единственный человек на борту судна, который отчасти в курсе моих планов.

Взглядом, угасшим не столько от спиртного, сколько от бессонной ночи, я тупо смотрю на юную леди, высоко поднявшую подол юбки, чтобы показать мне длинные ноги в сетчатых чулках. Леди нарисована яркими красками на афише с пояснительной надписью: «Реммон ревю — бар».

В этот утренний час в небольшом кафе тихо и пусто, не воет проигрыватель-автомат, не толпятся у стойки мужчины с кружками гиннес — черного пива с привкусом жженого сахара, излюбленного пойла рядового англичанина.

Заведение находится на углу той самой улицы, которая так упорно привлекает мое внимание, и вчера мы уже заходили сюда, правда, ненадолго, опрокинули по паре стаканчиков и пошли дальше.

Час завтрака прошел. Два официанта деловито расчищают медную стойку, шеф заведения сидит за кассой и просматривает счета. За столиком у витрины три человека делят свое внимание между кружками гиннес и утренним номером «Дейли миррор». А в темном углу за стаканом виски сижу я, и настроение у меня подавленное, как у любого пьяницы на депрессивном этапе запоя.

Пока я тупо смотрю на ярко размалеванную леди с афиши, ко мне подходит леди живая. Тоже сильно размалеванная.

— Кажется, мой большой мальчик скучает? — осведомляется она. Судя по голосу, горло у нее нуждается в хорошей смазке по утрам.

Я апатично мотаю головой.

— Не-е-ет… развлекается…

— Развлекаетесь виски?

— И содой, — поспешно добавляю я, чтобы придать своему занятию оттенок порядочности.

— Оригинальная идея, — отзывается моя собеседница. — Хотя вы что-то рано начали.

С этими словами она непринужденно усаживается за столик и тем же сиплым голосом зовет официанта:

— Дейви, одно шотландское, мой мальчик!

После чего заявляет:

— За ваш счет, если не возражаете.

— Не будем мелочны, — бросаю я с оттенком великодушия.

Этот оттенок явно ускользнул от внимания моей дамы; меньше чем за час она опрокидывает еще три порции шотландского, а паузы заполняет вопросами, ведущими к взаимному знакомству.

— Кажется, я вас где-то видела, — говорит она, одаряя меня располагающей улыбкой большого накрашенного рта.

— Может быть, — уныло бубню я в стакан.

— Да, да, я вас видела вчера в «Золотом льве»… сейчас вспомнила. Кажется, вы были с какими-то моряками и страшно шумели.

— Может быть, — повторяю я и делаю глоток. — Зачем пить, если не шуметь.

— А сам вы моряк или что-то в этом роде?

— Да, в этом роде.

— А какой национальности?

— Болгарин.

— Болгарин?.. Ах да, это на Балканах, — говорит моя дама, довольная тем, что может блеснуть познаниями в географии. Еще раз напомнив Дейви, что ее стакан пуст, она продолжает допрос: — А где же ваш корабль?

— В море.

— Серьезно? А я думала, в Гайд-парке!

— Хочу сказать: в открытом море.

— А почему же вы на берегу?

— Меня бросили… оставили одного… в непробудном мраке опьянения… Приятели, называется…

— Бедняжка! — сочувственно говорит она, принимая из рук Дейви очередную порцию шотландского. Потом спохватывается: — Что же вы будете делать?

— Буду ждать, чего же еще.

— Чего ждать?

— Корабля, конечно. Не утонет же он. Недели через три-четыре придет в Лондон, никуда не денется.

— Ну, три-четыре недели не страшно. Раз у вас есть деньги…

— Денег мне хватит ненадолго, — заявляю я, рискуя разочаровать собеседницу. — Придется искать работу…