Лев Прозоровский - Охотники за прошлым

– Прибыли в ваше распоряжение, товарищ майор.

– Да, да, – машинально ответил майор Крастынь. – Сейчас поедем... Старшина, – обернулся он к двери, – окажите лейтенанту помощь, вызовите врача, докладывайте мне... Крови нет?

– Нет, товарищ майор.

Майор заглянул в маленький «пикап» морских пограничников. Два аквалангиста сидели уже в гидрокостюмах, накрыв плечи короткими черными шинелями. Середину машины занимал жесткий надувной плот.

– Ледяной воды не боитесь?

– Нет, товарищ майор, – бойко отозвались оба.

– Мичман, отправляйтесь за мной.

Вскоре обе машины были на месте. Майор приказал подогнать грузовик с прожектором. Мичман, быстро разобравшись в обстановке, скомандовал:

– Приготовить плот!

Оба аквалангиста, действуя молча, но расторопно, вытащили полунадутый, иначе он не поместился бы в машине, плот. Положив, подкачали воздуха, взялись с двух сторон за «брагу» – так называется тонкая крепкая веревка, идущая вокруг спасательного плота или шлюпки, – поднесли плот к тому месту, где нарушитель границы вышел на берег. Мичман зажег фонарь, попросил выключить уже ненужный теперь слепящий прожектор. Один аквалангист вошел в воду, таща плот на буксире.

Море было тихим. И мгла над ним не была такой плотной, как в лесу. Розоватый отблеск далеких миров ложился на водную гладь, серебрились гребешки слабого прибоя, белели глыбы ледяной каймы. Евгений Артурович Крастынь, сын латышского стрелка, воевавшего за освобождение Якутии от белых, родился в таежной глуши. Но с малых лет он носил в своем сердце Янтарное милое море, как латыши называют Балтику. Ему пришлось служить на берегах двух океанов – Ледовитого и Тихого, – но там было совсем другое. Он понял это лишь под конец своей пограничной службы, попав в родные места отцов и дедов. Он не хотел, да и не смог бы объяснить, чем отличается Балтика от остальных морей и океанов. Сейчас, повернувшись лицом к морю, он просто пил малыми глотками тихий холодный воздух, в котором уже чувствовался апрель.

Майор был уверен, что аппарат моряки найдут, а что будет дальше, это уже дело других: у каждого своя служба. Волновало только неожиданное несчастье с замполитом. Что с ним? Упал, отравился в городе чем-нибудь или на него напали? Если напали, была бы кровь...

Неподвижно стоящего в темноте начальника заставы заметил мичман. Подошел к нему.

– Товарищ майор, вы бы пока погрелись в машине. Работа у нас затянется часа на полтора...

Поглядев на мичмана, чье круглое мальчишеское лицо сияло, несмотря на старание быть серьезным, майор скорее машинально, нежели любопытствуя, спросил:

– Думаете, мичман, это будет сложно?

– Так точно! – отчеканил мичман. Вопрос, заданный майором в такой, прямо скажем, уважительной форме, давал дорогу пространному объяснению, а именно этого и хотелось молодому моряку: ему впервые поручили руководство серьезной операцией.

– Если предположить, что нарушитель рассчитывал вновь воспользоваться подводным аппаратом для возвращения, тогда он не просто затопил свою «машинку», бросив где придется. Он постарался спрятать ее понадежней. «А как же гидрокостюм?» – хотел было спросить Евгений Артурович, но передумал: уж больно увлеченно рассказывал мичман. А тот продолжал:

– Поэтому думаю, что найти аппарат будет непросто. К тому же вода холодная, придется делать перерывы.

В этот момент с дюны скатился пограничник-связист.

– Товарищ майор, вас вызывает «Нева»! – Слово «Нева» на шифрованном языке службы означало «начальник отряда».

Евгений Артурович взял наушник, сдвинув шапку, приложил к уху.

– Слушает майор Крастынь.

– Евгений Артурович, слушай меня внимательно. Срочно организуй поиски по маршруту нарушителя. Ищите во втором лесу березу с развилкой в двух метрах от земли. В развилку вложен нейлоновый пакет. В нем должно быть двадцать тысяч рублей. Пакет – в оболочке, замаскированной под бересту. Найдешь, доложи немедленно!

– Есть, товарищ полковник!

Отдохнув с полчаса, майор Савин вызвал переводчика, приказал привести задержанного. Тот, видимо, провел время в размышлениях. Принял строгий вид, который мог означать решение больше ничего не говорить или, наоборот, сообщить что-то важное. Майор через переводчика спросил, не хочет ли задержанный закурить. Бергманис отказался – некурящий и несмело попросил чашку крепкого кофе.

Отпивая его маленькими глотками, о чем-то думал. Майор не торопил. Бергманис начал сам.