Виктор Полонский - Главная роль Веры Холодной

– Один мой давний клиент соблазняет вступить в Первое московское товарищество квартировладельцев, – сказал за ужином Владимир. – Это тот самый, что выстроил дом на углу Столового и Скатертного переулков. Хороший дом, получше нашего будет. И вступительный взнос не такой уж неподъемный. За квартиру, похожую на нашу нынешнюю, мы заплатили бы восемь тысяч. Потом еще сколько-то придется доплатить, но зато это была бы наша собственность. Вдобавок товарищество предлагает своим членам некоторые выгоды, такие как организованный наем прислуги, закупки продовольствия по низким ценам и так далее. Но самое главное, что это – свое жилье, не зависящее от чьих-то прихотей и желаний! Да, сейчас наша квартира обходится нам недорого, но всякое может случиться. Вдруг Эрнесту Карловичу вздумается продать наш дом кому-нибудь? Тогда мы уже не сможем рассчитывать на хорошие условия. Как ты считаешь?

Вопрос мужа отвлек Веру от важных дум – стоит ли покупать сейчас за восемнадцать рублей ту чудную шляпу, которая продается в «А-ля-Паризьен» в Камергерском. Черную шляпу, с дырочками на полях, которые сливаются в кружевной узор неописуемой красоты. Или подождать до 1 июня, пока владелица магазина не спустит цену рублей на пять? Владелица, Алина Николаевна Биркенберг, понимала толк в модной торговле, завозила товар дважды в месяц и не жадничала, сбавляя цену на то, что залеживалось дольше двух недель. «Оборот дороже прибыли» – эти ее слова знала вся Москва. Глупые считали госпожу Биркенберг дурой, ничего не смыслящей в торговле, а умные находили ее умной. Всяк мерит других на свой аршин.

«Нет, лучше куплю сейчас, а то до июня может и не остаться», – решила Вера.

– Поступай, как находишь нужным, – ответила Вера, не вдаваясь в детали вопроса (какая-то смена квартиры, зачем?). – Ты в этих делах разбираешься лучше меня. Только учти, что в новой квартире должна быть большая светлая детская…

– Учту, – кивнул Владимир, не сразу уловивший суть, а когда уловил, то положил нож с вилкой и осторожно уточнил: – Что? В самом деле?

– В самом, – подтвердила Вера. – Сомнений нет.

Почему-то не было сомнений и в том, что у нее родится девочка и что на этот раз все пройдет благополучно. Спасибо гадалке Кошкиной, впрочем, дело было не в гадалке, а в чем-то другом, необъяснимом и непостижимом. Хотелось бы, чтобы это самое «хорошо» распространялось не только на будущего ребенка, но и на всю их семью. Хотелось бы, хотелось.

– Ну, уж теперь-то ты не поедешь ни на какие гастроли! – заявил Владимир. – Я тебя не отпущу!

Вере и самой уже расхотелось ехать, но после столь категоричного заявления захотелось снова. Правда, ненадолго. Она убедила себя в том, что подобная категоричность есть проявление заботы, а никакой не деспотизм. Да и вообще на деспота Владимир не похож, незачем выдумывать. Мужчине и полагается быть таким, чуточку или даже не чуточку властным, иначе все решат, что у него нет характера.

– Давай в самом деле снимем дачу, – сказала Вера. – Еще не поздно. Только не очень далеко от города, с собственным садом и большой террасой.

– И чтобы рядом была река, пусть даже и небольшая, – добавил Владимир.

– Или озеро…

За несколько минут, живо обмениваясь пожеланиями, они нарисовали в воображении лучшую дачу на свете. Осталось только найти ее и снять. Владимир даже заикнулся о покупке дачи, ведь своя во всех смыслах лучше чужой, но Вера эту идею не поддержала. Во-первых, дорого. Во-вторых, незачем покупать дом, которым станешь пользоваться всего три месяца в году, а все остальное время он будет пустовать и причинять беспокойство – не залез ли кто, не поджег ли? Владимир согласился…

– Хотите знать, как Шершнев отравил Мирского-Белобородько? – На погонах у Немысского пока еще были звездочки, но, судя по сияющему лицу штабс-ротмистра, все шло к тому, что скоро их не станет. – У Мирского было больное сердце, и он принимал наперстянку в порошках. Шершнев, зная об этом, поручил своему тайному агенту из числа официантов добавить во все бокалы, стоявшие на подносе, некое вещество под названием аргосульфотиазин [69], не имеющее ни цвета, ни запаха, ни мало-мальски выраженного вкуса. Наперстянке свойственно накапливаться в организме, а соединяясь с аргосульфотиазином, она образует сильнейший, мгновенно убивающий яд! Какой бы бокал ни взял Мирской с протянутого ему подноса, результат был бы одинаков – смерть. В то же время все остальные гости Вильгельмины Александровны, пившие шампанское с аргосульфотиазином, пребывали в добром здравии, поскольку в их организмах не было наперстянки. Шершнев утверждает, что додумался до этого сам, потому что когда-то всерьез интересовался химией. Я ему верю, он очень умен, жаль только, что большей частью он употреблял свой ум не на пользу обществу, а во вред ему.