Борис Соколов - Абхазская повесть

Внимательно разглядывая фотографию, Сандро хорошо запомнил черты этого красивого, продолговатого лица. Все в нем было крупным и запоминающимся — и нос с хищным вырезом ноздрей, и большой рот, и темные глаза, и огромные, как крылья летучей мыши, уши. Исключением были маленькие, коротко подбритые усики, открывавшие большие пухлые губы.

Прошел год, и вот теперь перед Сандро стоял этот человек, пировавший когда-то на свадьбе.

Интерес к Хута был так велик, что заставил Сандро на минуту забыть об опасности. Эмухвари в чустах на босу ногу, в серых брюках и синей шелковой рубашке с растегнутым воротом, с руками, заложенными назад (конечно, с оружием), стоял в дверях и пытливо смотрел на нежданного пришельца.

Когда Чиверадзе окончил свой доклад, Березовский поднялся, прошелся по комнате и остановился у кровати больного.

— Ты не находишь, Иван Алексадрович, что в вашей работе много кустарщины?

— Чего? — Чиверадзе даже приподнялся с подушки.

— Кустарщины, — повторил Березовский. — Смотри! На захват Минасяна ты посылаешь одного сотрудника.

— В окружении принимало участие семь человек, — перебил Чиверадзе. Василий Николаевич улыбнулся.

— Ты понял, что сделал ошибку, и подключил шестерых. — И, увидев протестующий жест своего собеседника, продолжал:

— Ну, что сделано, то сделано. Возможно, в данном случае у тебя не было другого выхода. Заметь, я говорю — возможно. Теперь дальше. В Афон поехали четыре человека.

— А Строгов, а Чиковани, а шофер?

— Ну, если ты будешь считать шофера, я вынужден буду скинуть Дробышева. Одной рукой в такой операции много не сделаешь.

— Он знает обстановку лучше других! — с горячностью сказал Чиверадзе.

— Не сомневаюсь! Но в момент ареста помощь его будет не велика. И потом, его состояние.

Зазвонил телефон. Березовский снял трубку.

— Это тебя, — сказал он, пододвигая аппарат к кровати. Чиверадзе долго слушал, потом спросил — Взяли? — Через некоторое время он повторил снова: — Взяли? — Березовский понял, что звонят из Афона.

— Что, что?! — голос у Чиверадзе сорвался. — Как ушел? — Его лицо покрылось пятнами.

Через минуту он положил трубку и рассказал Березовскому, что произошло в Афоне.

— Кто это был? — спросил Василий Николаевич.

Чиверздае пожал плечами.

— Приедут — узнаем!

— Видишь, кто-то ушел. Кто же? Где сегодня ночевал Назим?

— Нет, это не он. Он в Сухуме, но в курсе всех событий. Об аресте Жирухина ему в этот же день сообщил Шелия.

— А этот узнал от кого?

— Вечером к нему приезжал из Михайловки заведующий сельмагом. Как только он ушел, Шелия позвонил по телефону, вышел из дома и на набережной встретился с Назимом. Разговаривали минуты две-три и разошлись. Назим пошел домой и больше не выходил.

— А Шелия?

— С ним сложней, — Чиверадзе усмехнулся. — Покрутившись по улицам, он у Союзтранса взял с ходу машину и поехал в Гудауты.

— Машину установили?

— Да. По дороге он заезжал в Афон.

— К монаху?

— В том-то и дело, что нет. Зашел в ресторан, побыл у заведующего минут десять и поехал дальше.

— К Гумбе?

— Да. С машины слез у дома отдыха кожевников, рассчитался с шофером, дал ему двадцать пять рублей. Как только шофер уехал, начал опять крутить по улицам. Ходил, ходил и привел-таки к дому.

— Ну?

— Гумбы не было, но, видимо, оттуда позвонили на работу и он скоро пришел.

— Долго Шелия там был?

— Часа полтора. Потом к дому подошла машина райотдела, и Шелия уехал на ней в Сухум.

Березовский засмеялся.

— Вот это здорово! Машина милиции перевозит диверсанта и шпиона. И учти, не в качестве арестованного, а по личным делам. Забавно! Приехав в Сухум, он, наверно, еще шоферу-милиционеру дал на чай.

Чиверадзе обидчиво поджал губы и промолчал.

— И Назим, и Шелия, и Шегелия исключаются, — нахмурился Березовский и вопросительно посмотрел на своего собеседника. — А Майсурадзе?

— Тоже! Все они в городе. Я с них глаз не спускаю, — пробормотал Иван Александрович. Настроение у него было отвратительное. Одно к одному. Заболел, да еще в такую минуту. «Столько лет работали, готовили — и на тебе! — думал он. — Мало людей, но разве нехватка их может служить оправданием? Вот и результат: Минасян застрелился. Взять Жирухина поторопились. Надо было позволить ему еще «погулять», — сколько интересного он бы дал в эти тревожные для них дни. Да побоялись, как бы чего не вышло. Еще хорошо, что успели предотвратить диверсию», — оправдывал себя Чиверадзе.