Игорь Атаманенко - Шпион судьбу не выбирает

Бусидо делал японских шпионов вдвойне опасными. Одним из примеров кодекса Бусидо в действии являются камикадзе — летчики-смертники Второй мировой войны…

— Как я уже сказал, товарищ генерал, — с нажимом сказал Кошкин, видя, что тема начала утомлять его добровольного адепта, — одной из особенностей японцев, больше всего поразивших Рудольфа Гесса, был повышенный интерес в шпионажу.

В своем трактате Гесс писал: «Каждый японец, выезжающий за границу, считает себя шпионом, а когда он находится дома, он берет на себя роль ловца шпионов».

Под влиянием руководителей разведки японцы воспитывались в таком духе, чтобы в любом мероприятии всякой иной нации на Тихом океане, в особенности Соединенных Штатов, усматривать шпионские намерения. С этой целью устраивались выставки, на которых демонстрировались экспонаты, показывающие вероломные и преступные, с точки зрения японцев, методы работы иностранных разведчиков. На улицах расклеивались сотни плакатов, призывающих к бдительности, устраивались антишпионские дни и недели. Соответствующие лозунги печатались на спичечных коробках и выставлялись в витринах магазинов. Охота за шпионами превращалась в искусственно насаждаемую манию.

Пресса, радио и официальные лица постоянно призывали каждого японского мужчину, женщину и ребенка быть настороже, искать шпионов и сообщать обо всем, что вызывает хотя бы малейшее подозрение. В результате такой обработки население питало к иностранцам беспримерную ненависть. Нечто подобное, если вы помните, товарищ генерал, мы пережили в годы, предшествовавшие Великой Отечественной войне, — подытожил свой экскурс в историю становления японских спецслужб полковник Кошкин.

— Думаю, Николай Петрович, что мы по части нагнетания шпиономании на государственном уровне сумели догнать японцев в 1930-е годы, — заметил Карпов.

— Нет-нет, Леонтий Алексеевич! — в тон собеседнику ответил специалист по Японии. — В этом вопросе их вообще никто не догонит. Последнее, что я хотел бы добавить к тому, что уже сказано. По моему мнению, все перечисленное, в том числе и отношение японцев к шпионажу, не только помогло им выжить, добиться впечатляющих успехов в экономике и самоутвердиться, но одновременно породило гипертрофированное чувство собственного величия и превосходства над другими народами, а также способствовало развитию у них и без того достаточно выраженной ксенофобии, враждебности ко всему чужеземному, будь то образ жизни, идеалы или мировоззрение…

Убедившись на собственном опыте, что всех благ можно добиться только своим трудом, японцы с порога отметают всякие предложения добывать информацию для иностранных государств, считая последних паразитами.

Совсем по-другому ведет себя японец, попадая в зависимость от спецслужб под угрозой компрометации.

Личное в сознании японца ассоциировано с общественным, он ощущает себя частицей, неотделимой от однородной общности — нации. В его представлении они спаяны воедино. Для него скомпрометировать себя — это подвести коллектив, а по большому счету — нанести ущерб своей стране. А это — позор! Чтобы избежать его, японец скрепя сердце выполнит любое задание. Его моральные принципы позволяют это сделать…»

— Это то, что мне нужно! — воскликнул Карпов, обеими руками пожимая руку Кошкину.

Размышления Карпова были прерваны появлением агента.

Генерал заметил, с какой неприязнью Курусу посмотрел в сторону американцев, его глаза-щелочки, казалось, закрылись совсем.

— Вы знаете, кто они, Леонтий-сан? — обратился агент к Карпову после взаимных приветствий.

— Полагаю, что это — американцы, морские пехотинцы, которые охраняют американское посольство… — спокойно ответил генерал, внимательно наблюдая за собеседником.

— Вы совершенно правы! Американскую солдатню я даже с завязанными глазами по запаху узнаю! — агент умолк, потупив взгляд.

— Не обращайте на них внимания, Курусу-сан. Судя по количеству пустых бутылок на их столе, они сидят давно и скоро уйдут! — почти ласково произнес Карпов и положил ладонь на руку японца.

В этот момент один из американцев скомкал пустую пачку из-под сигарет и, швырнув ее себе под ноги, притоптал ботинком.

Конечно, как и все японцы, агент был очень вежлив и терпим к проявлениям чужого невежества, но тут он не выдержал, взорвался:

— Совсем обнаглели! Что хотят, то и делают, будто они у себя дома. Ненавижу эту нацию, будь она проклята!