— Вам не следовало появляться на кладбище, — обращается к нему Маркова. Она говорит медленно, раздельно, ровным и холодным голосом. Лицо её кажется высеченным из мрамора, такими, вероятно, были лица властолюбивых, надменных, упивающихся своей славой древнеримских куртизанок — Вы должны были сидеть дома, а не являться на кладбище.
— Не могу понять, что вы хотите сказать, честное слово! — Савва Крыстанов беспомощным жестом разводит руками, затем кладёт их на колени и опять ищет глазами помощи у Аввакума.
— Видите, как беспокоятся о вашем здоровье, — улыбается в ответ Аввакум.
Его улыбка не ободряет математика, и тот опускает голову. В эту минуту Леонид Бошнаков начинает хохотать, не очень громко, но вызывающе нахально.
— Вы это надо мной? — Савва Крыстанов оборачивается к нему.
— Да, — говорит Бошнаков, нагло глядя на него. — Конечно, над вами. И сейчас я вам скажу, почему. — Он встаёт со своего места, приближается к математику и тычет пальцем в его галстук. — Есть здесь что-нибудь?
— Ничего нет, — говорит Маркова.
— А прежде здесь, на этом месте, была булавка. Глупая римская монета, которую уважаемый математик всегда таскал в галстуке.
— Странно! — Маркова всплескивает руками. — Что с вами случилось, доктор? Где же талисман?
— Вчера инспектора нашли его талисман чуть ли не возле трупа отравленного, — торжественно объясняет Бошнаков.
Снова становится тихо. Сейчас тишина кажется вовсе неуместной.
— Право, не знаю, как она попала туда, сам недоумеваю! — Савва Крыстанов упирается взглядом в носки своих ботинок. — Вчера утром я заметил, что её нет в моем галстуке.
— То, чего вчера утром не было в вашем галстуке, наверняка было замечено другими, — заявляет Маркова.
— Евгения, — отзывается из своего угла Вера, — сегодняшний день и без того мучителен! А товарищ Крыстанов был самым близким другом дяди! И вообще, почему вы занимаетесь разными вопросами, которыми впору заниматься следователю? Не кажется ли вам, что вы пересаливаете?
— Что за наивная головка, — вставляет Бошнаков. — Ты забываешь, что почтённый доктор первый застал твоего дядю мёртвым!
— Бедняжка! — На губах Марковой появляется улыбка сожаления. — Извини! Мы бы могли, разумеется, поговорить и на музыкальные темы.
— Или о погоде, — Бошнаков ехидно улыбается.
Савва Крыстанов поднимается, поправляет своё пенсне, откашливается. Похоже, что он собирается произнести длинную речь.
— Мне пора уходить, — говорит он. И тихо добавляет: — Спокойной ночи!
Никто не провожает его. Даже Вера остаётся на месте. Когда его долговязая, сутуловатая фигура исчезает за дверью, Вера поворачивается к Бошнакову и тихо говорит:
— Ты злой. И Евгении:
— И ты злая.
— А я? — спрашивает Аввакум.
— Вы? — она задумчиво улыбается. — Вы и не злой и не добрый. Но, мне кажется, вы честный и справедливый человек.
— А ты чудесная глупенькая девочка! — Евгения Маркова подходит к Вере, обнимает её за плечи и гладит по волосам. — Чудесная и наивная девочка, которой теперь предстоит выучиться у жизни, что такое добро и что — зло.
Леонид Бошнаков с насмешкой наблюдает эту сцену. Затем, будто вдруг что-то припомнив, по-дирижерски взмахивает рукой, щёлкает пальцами и вылетает, будто за ним кто-то гонится, даже не пожелав никому спокойной ночи.
— Он совсем ушёл? — интересуется Вера. Ей никто не отвечает.
Вера бросает: «Чудесно!» После этого уходит в свою комнату, оставив дверь открытой, и садится за пианино. Через несколько секунд, как бы рождённые в мягком сумраке, в гостиную долетают первые такты мечтательного, навевающего забытьё Шопеновского вальса. Аввакум стоит у камина, облокотясь на мраморную доску. На ней лежит пачка сигарет. «Чудесно». — звучит в его ушах мелодичный голос Веры, переплетаясь с тактами вальса. «Сейчас увидим», — думает Аввакум и неторопливо приближает зажжённую спичку к своей сигарете. Однако он чересчур увлечён вальсом и некоторое время держит спичку, не донеся её до сигареты. Огонёк дрожит лениво, равномерно, не отклоняясь влево, хоть и находится против камина и тяга непременно должна была бы подхватить его. «Так я и предполагал», — думает Аввакум и подносит спичку к сигарете, не дожидаясь, чтобы ему огнём обожгло пальцы.
— Пожалуй, пора и мне пожелать вам спокойной ночи, — говорит он.
— Пожалуй, — соглашается Евгения.
Затем она говорит Вере, что сходит в аптеку купить какое-то лекарство, если та ещё открыта, и просит её не тревожиться и ложиться спать, она не заставит себя ждать.
Читать дальше