Дэниел Сильва - Под конвоем лжи

— Может, напишет, а может, и не напишет.

— Что вы хотите этим сказать, Николас?

— Послушайте, старина, я меньше всего на свете хочу опять встревать между вами и Бутби. — Джаго снова занялся своей трубкой: набил ее, достал из коробки спичку. Потом он взял трубку в зубы; чубук подскакивал, когда он говорил. — Поговорите с Бутби. Если он скажет, что вам можно показать формуляр, — что ж, милости прошу.

Вайкери оставил его сидеть в заполненной дымом застекленной комнатушке. Начальник архива пытался раскурить свой дешевый табак, огонек спички ярко вспыхивал с каждой затяжкой. Оглянувшись напоследок на старого знакомого, Вайкери, уходящий с досье Фогеля под мышкой, подумал, что Джаго напоминает маяк на окутанном туманом мысе.

По пути в свой кабинет Вайкери завернул в столовую. Он не мог вспомнить, когда ел в последний раз. Чувство голода превратилось в непрестанное сосущее ощущение, постоянно сопутствовавшее ему. Он давно уже не думал об изысканной пище. Процесс еды превратился в практическую необходимость, стал одним из тех актов жизнедеятельности, которые совершаются не для удовольствия, а лишь потому, что без них не обойтись. Как пешие переходы по Лондону ночами — иди быстро и постарайся не пострадать. Он помнил изменивший его жизнь майский день 1940 года. Мистер Эшуорт недавно доставил вам домой пару хороших бараньих отбивных... Как же бездарно он тратил тогда драгоценное время!

По случаю позднего времени выбор был хуже, чем обычно: темно-бурый хлеб, немного сыра подозрительного вида и какая-то коричневая жидкость, булькавшая в котелке. Кто-то зачеркнул в меню слова «говяжий бульон» и написал «суп из камней». Вайкери отвел взгляд от сыра и принюхался к бульону, который показался ему достаточно безопасным. Он осторожно зачерпнул жидкость половником и налил в тарелку. Хлеб оказался таким же твердым, как и доска, на которой лежал. Тупым ножом Вайкери с трудом отпилил ломоть. Используя папку с досье Фогеля вместо подноса, он пробирался между столов и стульев. Джон Мастермэн сидел, склонившись над фолиантом на латыни. В углу двое известных адвокатов обсуждали какой-то давний судебный процесс, в котором они выступали друг против друга. Популярный автор детективных романов что-то записывал в истрепанную записную книжку. Вайкери покачал головой. МИ-5 привлекла к себе на службу множество замечательных талантов.

Он осторожно шел вверх по лестнице; щербатая тарелка опасно качалась на не слишком ровной папке. Только не хватало для полноты счастья залить досье супом. Джаго писал бесчисленные служебные записки, то строгие, то умоляющие, призывая офицеров аккуратнее обращаться с документами.

Как его имя?

Курт Фогель.

Господи! Дайте-ка я сам посмотрю.

Что-то во всем этом было не так, это Вайкери знал точно. Но лучше было не форсировать размышления на этот счет. Лучше сделать вид, что забыл о проблеме, и позволить подсознанию самостоятельно заняться ею.

Положив папку вместе со стоявшей на ней тарелкой на стол, он включил лампу и, прихлебывая бульон, пролистал документы. Варево было на вкус таким, будто в котле кипятили кожаный ботинок. Соль была одной из немногих специй, запас которых у поваров был не ограничен, и они не жалели ее. Закончив вторично читать документы, Вайкери уже чувствовал такую жажду, будто несколько дней шел по безводной пустыне; его пальцы прямо на глазах начали отекать. Покончив с «супом из камней», Вайкери поднял голову и, намного повысив голос, произнес:

— Гарри, мне кажется, что у нас появилась проблема.

Гарри Далтон, дремавший, положив голову на стол, в общем зале, примыкавшем к кабинету Вайкери, резво вскочил на ноги, вошел в кабинет и закрыл за собой дверь. Напарники были до смешного непохожи друг на друга; в отделе им дали общее прозвище «Мозги и мускулы Лимитед». Гарри был высоким, спортивным мужчиной с резкими чертами лица, густыми черными волосами, всегда намазанными бриллиантином, умными синими глазами и был готов по любому поводу расплыться в улыбке. До войны он был детективом — инспектором Гарри Далтоном из элитной группы Лондонского департамента полиции, занимавшейся расследованием убийств. Он родился и вырос в Баттерси, и в его мягком приятном голосе все еще сохранился особый выговор, присущий этой южной рабочей окраине Лондона.

— Мозги у него имеются, в этом не может быть никакого сомнения, — сказал Вайкери. — Посмотрите сюда: докторантура в области права Лейпцигского университета, учился у Хелера и Розенберга. На мой взгляд, не слишком подходящая биография для типичного ярого нациста. Нацисты отменили все существовавшие в Германии законы. Человек с таким образованием не мог остаться к этому равнодушным. И вдруг он в тридцать пятом году внезапно решает расстаться с юридической практикой и поступить на службу к Канарису в качестве его личного поверенного или же юрисконсульта абвера? Я не верю в это. Я думаю, что он шпион, и весь этот треп насчет юрисконсульта Канариса всего лишь дополнительное прикрытие.