Бернсдорф посмотрел на часы. Где Ундина? Ей давно пора вернуться. Уговаривая себя, что ничего дурного случиться не могло, Бернсдорф испытывал тем не менее серьезное беспокойство. Чтобы отвлечься, взял со стола перевод листовки, сделанный Кремпом. После длинного вступления, написанного в тоне несколько напыщенном и патетическом, свойственном местной интеллигенции, авторы переходили непосредственно к случившемуся. «Всякий знает, что правительства у нас приходят к власти и сменяются по указке Вашингтона. В этом участвуют посольство США, резиденты ЦРУ и различные миссии проводники американской политики. Капитан Ральф Вилан, погибший в понедельник в саду президента БОА Ридмюллера, был офицером военной миссии. Но пули покушавшегося предназначались не ему, советнику гватемальской полиции и мучителю патриотов. Полиция предназначала эти пули другому лицу. Майор Камило Понсе, директор департамента полиции, подстрекал двух молодых людей, чью волю ему удалось сломить, убить министра Толедо во время съемок, которые в рекламных целях министр дал произвести в своем саду. Эти двое должны были проложить путь в Каса Крема, резиденцию президента, полковнику Андроклесу Матарассо, шефу Понсе. Под прикрытием огня наших автоматов удалось спастись Беатрис Крус, которая заявила представителям ФАР…»
Описание происшествия полностью соответствовало действительности. Кроме одной неточности. Беатрис умолчала о том, что Кремп обнаружил заряженное боевыми патронами оружие, но оставил револьвер в ее руках. За это умолчание ее, в сущности, нужно только благодарить.
Что же, теперь ему известно все досконально. И если Толедо поможет, он сумеет разоблачить Понсе и спасти арестованных. Улететь, когда Виола, которая ради него решилась противостоять майору, томится в тюрьме? А Роблес, которым он восхищался как человеком мужественным и честным и который предупредил его? А Лусия, давшая ему знать о провокации, несмотря на страх перед полицией? А Паис?.. Оставить их в беде? Улететь? Тогда как же жить дальше? Нет, по своей воле он не уйдет, разве что его силой вышвырнут из страны.
Вошел Хоппе. Прекрасно сшитый костюм, строгий галстук, беззаботная улыбка — человек доволен собой.
— Я вас прекрасно понимаю, — сказал он. — Надеюсь, и вы меня понимаете.
— Дружба дружбой, а служба службой. Не так ли?
— Мой выпад не был направлен против вас лично. Я вынужден был высказаться таким образом, ведь советник нуждался в поддержке. Ему тоже не по себе.
— Понятно. С одной стороны, он чиновник, а с другой — человек. Советую вам и впредь не терять способности различать эти понятия!
— Я вам вполне сочувствую — вы попали в чертовски неприятный переплет. На вашем месте я тоже ломал бы себе голову, как помочь арестованным. Но вам просто-напросто ничего не удастся сделать, а у нас тем более руки связаны… Завтра в это же время вы будете сидеть в зале для транзитных пассажиров в Гандере, на Ньюфаундленде, посреди льдов и снегов.
— Не торопитесь с предсказаниями.
— Или вы вздумали как-то обойти решение о высылке? Найти, например, какое-то убежище в городе? Сейчас здесь черт знает что творится, пусть вам фрау Раух подтвердит! Ах вы еще не знаете — она лежит в комнате для больных…
— Что с ней? — Бернсдорф вскочил со стула.
— Ничего особенного. У нее был шок. Нам позвонили из «Ла Оры», и наш сотрудник заехал за ней.
— Истерика? Но по какому поводу?
— Она была в этом «комитете пропавших». А там кого-то убили. Некоего адвоката Зонтгеймера. В собственном кабинете. Она, очевидно, вошла и увидела… Нет, послушайте меня, ни в коем случае не выходите из посольства! Вам нельзя!
— Зато вам можно.
— В каком смысле?
— Вот письмо. Передайте его, пожалуйста, по адресу.
— Что-нибудь незаконное? Увы, я вынужден отказаться.
— Это письмо господину Толедо. Не обязательно передавать из рук в руки. Достаточно будет, если вы дадите письмо какому-нибудь мальчишке и убедитесь, что он отнес его.
— К подобным методам мы предпочитаем не прибегать. На что вы, собственно, рассчитываете?
— Толедо борется сейчас за выживание — как политик. Он единственный, кто лично заинтересован в расследовании случившегося. Влияние у него пока что есть. Я напишу в письме, где я, что мне известно и что с завтрашнего дня я к его услугам. Передадите письмо?
Хоппе глубоко вздохнул.
На другое утро Бернсдорф проснулся около восьми утра. Кремпа в комнате уже не было: отправился, наверное, в душ — это в конце коридора. Режиссер обвел глазами стол, тумбочки — письма от Толедо нет. Минут десять спустя в комнату, с силой распахнув дверь на себя, ворвался Кремп. Вид у него был растерянный.
Читать дальше