Ричард Штерн - Вздымающийся ад [Вздымающийся ад. Вам решать, комиссар!]

— Немедленно вызовите ближайшего врача! — велел Штайнер, получив сообщение из тюрьмы. И, словно предчувствуя неприятности, через несколько минут дал дополнительные указания: — Немедленно свяжитесь с ближайшей больницей и организуйте срочную доставку туда Вардайнера. Держите меня в курсе.

Петер Вардайнер умер по дороге в больницу. Прокурор мог с облегчением констатировать, что это печальное событие произошло не на территории органов правопорядка.

Врачи уточнили диагноз: смерть наступила в 22.15 от остановки сердечной деятельности.

Взгляды и оценки Карла Гольднера, которыми он поделился с ассистентом фон Готой.

«Знаете, что в этой грустной истории больше всего меня потрясло? Не смерть Генриетты Шмельц, для которой последняя капля переполнила чашу, и собственной рукой она прервала свой земной путь. Ни конец, постигший Хесслера, и даже не то, что из всего свинства и грязи Анатоль Шмельц вышел чистым и невинным, как агнец Божий, — в нашей стране в этом нет ничего удивительного.

Фон Гота. Давайте я угадаю. Из наших разговоров я понял, что вы очень уважали Петера Вардайнера. Лишь его супружество вы не принимали всерьез.

Гольднер. Вот именно. Я всегда думал, что Вардайнеры — образцовая супружеская пара, не обременяющая друг друга, предоставляющая максимальную свободу и не усложняющая жизнь, обзаведясь детьми. И вдруг „бум!“ — вся любовь прошла как дым.

Фон Гота. А вы уверены, что это не было лишь проявлением взаимного уважения, родившегося из долголетней совместной жизни, ставшего, скорее, привычкой?

Гольднер. Это больше подходит к Келлеру с его псом, — фигурам из мира сказок, а не к нормальным людям. Меня гораздо больше занимает, что думаете вы о Циммермане!

Фон Гота. К Циммерману у меня отношение сложное: странная смесь удивления и уважения, но с печалью и жалостью. Восхищаюсь его упрямством и непреклонностью, с которыми он в любых ситуациях готов бороться за правду. Всегда и везде. Поверьте, в прогнившем обществе, пронизанном коррупцией и погоней за деньгами, это нелегко. Поэтому я его так уважаю. Благодаря ему и таким людям, как он, в нашем городе вообще еще можно жить!

Гольднер. Вот видите, мой друг, как у людей может сложиться неверное представление о ближних. Я, например, всегда считал вас плейбоем, стоящим выше таких вещей, и вдруг в вас прорезался почитатель честных людей и моралист.

Фон Гота. Я удивлю вас еще больше. Кроме всего прочего, я еще и любитель искусства. В том числе и поэзии. Недавно мне попал в руки сборник ваших юношеских стихов. Посвящен он „Генриетте, с любовью“, не какой-нибудь вымышленной, а конкретной Генриетте, не так ли? Будущей фрау Шмельц.

Гольднер. Так вы все-таки раскопали! Ай да полиция! Но, по крайней мере, теперь вам ясно, почему я Шмельца на дух не переношу. Нет, точнее: почему я его ненавижу!

Фон Гота. Понять, какие чувства вы испытываете к Шмельцу, совсем не трудно. Келлер, которого вы считаете сказочным персонажем — и еще счастье, что у нас есть такие сказочные деды, — сказал бы, что хороший криминалист не только понял бы вашу ненависть к Шмельцу, но и счел бы ее вполне естественной.»

— И не пытайтесь что-то сваливать на Шмельца, — заорал Циммерман на втянувшего голову в плечи Гансика Хесслера. Он применил к нему испытанный набор всех полицейских штучек.

На этом шумном представлении — привычной части их работы — присутствовали, кроме Циммермана и Хесслера, еще и Келлер с неразлучным псом, инспектор Ляйтнер и любознательный фон Гота. Тому было не по себе от обращения Циммермана с Хесслером.

— Вы сами натворили дел, Хесслер, и сами будете отвечать. Вам ясно?

— А что вообще вы против меня имеете? — Хесслер все еще пытался выкрутиться. — Что, по-вашему, я такого сделал?

— Предостаточно, — бросил Циммерман, — и докажем мы все до последнего пунктика. И не ждите, что кто-нибудь вам поможет. Тем более ваш доктор Шмельц!

— Он мне поможет! — в отчаянии воскликнул Хесслер. — Он меня не предаст!

— Вы и сами не верите, что говорите! Не заметили, как он вел себя, когда вы встретились? Теперь он не хочет иметь с вами ничего общего!

Голова Хесслера упала на грудь. Он покачнулся и, когда Ляйтнер подхватил его, прохрипел:

— Я этого не заслужил!

— А как вы полагаете, чего заслуживает убийца? — добил его Циммерман. Потом отвернулся к своим сотрудникам и перестал обращать внимание на Хесслера. Проверил, все ли готово для реконструкции событий на Нойемюлештрассе. Таких реконструкций предстояло еще несколько, но Циммерману важнее всего была первая.