Росс Томас - Желтый билет

Я поднялся по шести металлическим ступеням, ведущим к двери, и позвонил. Прошла минута или две, дверь медленно приоткрылась. За ней стояла абсолютно голая молодая женщина.

— О, помещик, проходи.

Я вошел, бросил на ходу:

— Оденься.

— Кондиционер при последнем издыхании.

— Оденься и попотей.

— О господи, ну ты и ханжа.

Она подхватила висевший на стуле почти прозрачный зеленый халат и накинула его на себя. Впрочем, меня не особо смущал ее внешний вид, потому что женщину звали Одри Данлэп — тридцатидвухлетняя вдова, моя сестра, миллионерша, пристрастившаяся к наркотикам.

Однажды, в шестнадцать лет, я узнал, что такое героин, и он мне понравился. Настолько понравился, что с тех пор я обходил его за милю, следуя теории, что слишком хорошее должно таить в себе что-то очень плохое. Подобный образ мыслей я мог унаследовать только от немецкой половины моей семьи, то есть от отца. Французы думали иначе.

За долгие годы из любопытства я пробовал и другие наркотики, но от большинства из них лишь дурел. Марихуана совершенно не действовала на меня, если не считать того, что я много кашлял и смеялся. К ЛСД я не прикасался, чувствуя, что это не для меня. А для успокоения нервов обычно прибегал к помощи джина.

Моя сестра, наоборот, никогда не баловалась героином, приберегая его, как она говорила, напоследок. Я не спрашивал, что она под этим подразумевала, так как ее ответ мог мне не понравиться. Когда мы виделись в последний раз, она обходилась гашишем и марихуаной, модными в то время, а моя сестра всегда шагала в ногу с модой.

— Ну, — сказала она, — полагаю, ты хочешь выпить?

— У тебя есть что-нибудь поесть?

— Ты сам знаешь, где что лежит.

— Где Салли? — спросил я. Для моей сестры Салли Рейнс, негритянка, была подругой, духовником, секретарем и поставщиком наркотиков.

— Она повела детей в парк.

— Сколько им?

— Шесть и пять, — ответила она. — Ты помнишь меня в шесть лет?

— Слишком хорошо.

— Они точно такие же.

— С ними нет сладу?

— Никакого.

— А почему бы вам не приехать в субботу на ферму? — предложил я. — Я соорудил качели над прудом.

— Как в Опилаусе?

Я взглянул на сестру. Она улыбалась.

— Неужели ты помнишь?

— Я помню все, — ответила она. — Лето сорок восьмого. Тебе было пятнадцать, а мне — пять, и качели летели над рекой, или ручьем, или озером, или чем-то еще, и ты держал меня, и мы падали, падали в воду. Чудное было лето, не правда ли?

— Чудное, — согласился я. — Так почему бы тебе не привезти детей в субботу?

— Рут не будет возражать?

— Ты знаешь Рут.

— Рут хорошая женщина. Правда, в ее присутствии у меня все время возникает ощущение, что во мне чего-то не хватает. По сравнению с ней, естественно. Мне она нравится, очень нравится. Я говорила тебе об этом?

— Я и так знаю.

Мы все еще сидели в гостиной, обставленной с безупречным вкусом. Сочетание антикварной и современной мебели давало неожиданный эффект, и фотографии как гостиной, так и всего дома не раз появлялись в воскресных приложениях полдюжины газет. Частенько фотографировали и Одри, одну или с детьми.

Я последовал за ней на кухню.

— Ты будешь что-нибудь есть? — спросил я, открывая холодильник, достаточно вместительный, чтобы прокормить постояльцев небольшого отеля.

— Я недавно встала, — ответила она. — Разве что чашечку чая.

Я поставил чайник на плиту и вернулся к холодильнику. Выбор оказался довольно широким. Ростбиф, жареная курица, окорок, чуть ли не десяток сортов сыра. Я остановился на куриной ножке и сандвиче с ростбифом. Моя сестра наблюдала, как я режу мясо.

— Догадайся, кто на днях мне звонил?

— Кто же?

— Ловкач.

Чайник засвистел. Я положил в чашку пакетик чая, залил его кипятком и накрыл чашку блюдцем, чтобы он лучше заварился. Затем достал из холодильника банку пива.

— Понятно. И как он?

— Шустрик, — ответила Одри. — Веселый. Можно сказать, энергия бьет ключом.

— И, как всегда, набит дерьмом.

— Не знаю. Я только говорила с ним по телефону. Он спрашивал о тебе.

— И что же он спрашивал? — Я перенес сандвич и пиво на кухонный стол у окна, выходящего на сад с фонтаном. Сад также фигурировал в воскресных приложениях. Моя сестра села напротив с чашечкой чая.

— Он хотел знать, по-прежнему ли ты скрываешься от всех.

— И что ты ему сказала?

— Я ответила, что, по имеющимся у меня сведениям, в твоем образе жизни ничего не изменилось.

Я покачал головой.

— Я не скрываюсь. Теперь у нас есть телефон и все прочее. Номер тебе известен. Так же, как и Ловкачу.