Джон Гришэм - Дело о пеликанах

Паузы заполнял репортер Эн-би-си из Белого дома. Полиция молчит. Похоже, что подозреваемых пока нет, как нет и улик. Да, оба судьи находились под охраной ФБР, которое никак не комментирует это. Да, «Монтроуз» — это место, которое часто посещают гомосексуалисты. Да, в адрес обоих поступало много угроз, особенно это касалось Розенберга. И по этому делу может быть очень много подозреваемых, пока оно не будет окончательно раскрыто.

Каллаган выключил телевизор и прошел к балконной двери, где воздуха было больше.

— Нет подозреваемых, — бормотал он.

— Я могу назвать не меньше двадцати, — сказала Дарби.

— Да, но почему такое сочетание? С Розенбергом все понятно, но почему Джейнсен? Почему не Макдауэлл или Йонт, оба гораздо более последовательные либералы, чем Джейнсен? Это не имеет смысла.

Каллаган сел на плетеный стул возле двери и взъерошил свои волосы.

— Я принесу тебе еще кофе, — сказала Дарби.

— Нет, нет. Я уже проснулся.

— Как твоя голова?

— Отлично, если бы я поспал еще часа три. Думаю, я отменю занятия. У меня нет настроения.

— Здорово.

— Черт, я не могу поверить в это. Этот кретин имеет право выдвинуть двух кандидатов. Это значит, что восемь из девяти будут ставленниками республиканцев.

— Они должны будут сначала пройти утверждение.

— Мы не узнаем конституцию через десять лет. Это отвратительно.

— Вот почему они были убиты, Томас. Кто-то или какая-то группа хотят иметь другой суд, такой, в котором было бы абсолютное большинство консерваторов. Выборы в следующем году. Розенбергу был девяносто один год. Маннингу сейчас восемьдесят четыре, Йонту — за семьдесят. Они вскоре могут умереть или протянут еще с десяток лет. Президентом может быть избран демократ. Зачем испытывать судьбу? Убить их сейчас. За год до выборов. В этом есть смысл, кто-то имеет такие намерения.

— Но почему Джейнсен?

— Он кого-то смущал и был, очевидно, легкой целью.

— Да, но он в основном придерживался умеренных позиций и только иногда склонялся влево. К тому же он был назначен на должность республиканцами.

— Ты хочешь «Кровавой Мэри»?

— Хорошая идея. Минутку, я пытаюсь сообразить.

Дарби откинулась на кровати, потягивала кофе и наблюдала, как солнечный свет пробивается через балкон.

— Подумай над этим, Томас. Время вполне подходящее. Перевыборы, выдвижение кандидатов, политика и все такое. Когда вспоминаешь о насилии, радикалах, фанатиках, борцах за чистоту нравов и нации, когда задумываешься о всех тех группировках, которые способны убивать, и о всех тех угрозах в адрес судей, невольно приходишь к мысли, что воспользоваться этим благоприятным моментом и убрать их могла какая-нибудь неизвестная группа заговорщиков.

— И что это за группа?

— Бог ее знает.

— «Подпольная армия»?

— Не такая уж она неизвестная. Они убили судью Фернандеса в Техасе.

— Не пользуются ли они бомбами?

— Да, они специалисты по пластиковым взрывным устройствам.

— Вычеркни их.

— Я не вычеркиваю пока никого. — Дарби встала и поправила на себе халат. — Пойдем, я приготовлю тебе «Кровавую Мэри».

— Только если ты выпьешь со мной.

— Томас, ты профессор. Ты можешь отменить свои занятия, если захочешь. Я же студентка и…

— Я понимаю положение.

— Я больше не могу прогуливать занятия.

— Я провалю тебя на конституционном праве, если ты не будешь прогуливать занятия и напиваться со мной. У меня есть том мнений Розенберга. Давай почитаем их, выпьем «Кровавой Мэри», потом вина, а потом еще что-нибудь. Я уже скучаю по Розенбергу.

— У меня федеральный процессуальный кодекс в девять, и я не могу пропускать его.

— Я намерен позвонить декану и отменить все занятия вообще. Тогда ты выпьешь со мной?

— Нет, Томас. Хватит.

Он спустился вслед за ней на кухню, где были кофе и спиртное.

Продолжая прижимать трубку к плечу, Флетчер Коул ткнул пальцем в кнопку еще одного телефона на столе в Овальном кабинете. Три абонента ждали на линии, напоминая о себе миганием индикаторов. Он медленно ходил перед столом и слушал, одновременно пробегая глазами доклад на двух страничках, поступивший от Хортона из юридического комитета. Он не обращал никакого внимания на президента, который, полуприсев перед окнами с короткой клюшкой в руках, усиленно таращился то на желтый мяч, то на медную лунку в трех метрах от него на синем ковре. Коул проворчал что-то в трубку. Его слова не были слышны президенту, который в этот момент слегка ударил по мячу и наблюдал, как тот катится точно в лунку. Лунка клацнула и освободилась от попавшего мяча, отбросив его на метр в сторону. Президент подался вперед к следующему, теперь уже оранжевому мячу. Он поддал по нему точно так же, и тот тоже закатился в лунку. Восьмое попадание кряду. Двадцать семь из тридцати.