Джон Гришэм - Дело о пеликанах

— Это я, — сказал он в трубку Шнеллеру. — Расскажите мне про машину.

— Она стоит на улице. Белый «форд» с номерными знаками Коннектикута. Ключи на столе, — медленно сообщал Шнеллер.

— Краденый?

— Конечно, но обработанный и чистый.

— Я оставлю его в Далласе, вскоре после полуночи. Я хочу, чтобы он был уничтожен, о’кей? — Его английский был безупречен.

— Да. Я имею такие указания, — быстро и с подобострастием ответил Шнеллер.

— Это очень важно, о’кей? Я собираюсь бросить пушку в машине. Пушки оставляют после себя пули, а машины засвечиваются среди людей, поэтому важно полностью уничтожить автомобиль и все в нем находящееся. Понятно?

— Я имею такие указания, — повторил Шнеллер, не оценив эту лекцию, поскольку не был новичком в мокрых делах.

Камель сел на край кровати.

— Четыре миллиона получены неделю назад, с опозданием на один день, смею заметить. Сейчас я в Колумбии, поэтому хочу получить следующие три.

— Они будут переведены до полудня. Таков был договор.

— Да, но я сомневаюсь в этом. Вы опоздали на день, помните?

Это вызвало раздражение у Шнеллера, и поскольку наемный убийца находился в другой комнате и не собирался появляться из нее, он мог позволить этому раздражению прорваться наружу.

— Это вина банка, а не наша.

Теперь разозлился Камель.

— Прекрасно. Я хочу, чтобы вы и ваш банк перевели три миллиона на счет в Цюрихе, как только в Нью-Йорке начнется рабочий день. Это будет примерно через два часа. Я проверю.

— О’кей.

— И я не хочу иметь никаких проблем, когда работа будет закончена. Через сутки я буду в Париже и оттуда отправлюсь прямо в Цюрих. Мне бы хотелось, чтобы деньги ждали меня там.

— Они будут там, если дело будет сделано.

Камель усмехнулся про себя.

— Дело будет кончено к полуночи, мистер Шнеллер, если ваша информация верна.

— На настоящий момент она верна. И сегодня никаких изменений не предвидится. Наши люди находятся на местах. Все, что вы просили, в чемоданах: карты, схемы, расписания, инструменты и приспособления.

Камель взглянул на чемоданы позади себя и потер глаза рукой.

— Мне нужно поспать, — пробурчал он в трубку, — я не спал целые сутки.

Шнеллер не нашелся что ответить. У них было достаточно времени, и если Камель хочет поспать, он может это сделать. Несмотря на то что они платили ему десять миллионов.

— Может быть, вы хотите есть? — спросил Шнеллер неловко.

— Нет. Позвоните мне через три часа, ровно в десять тридцать.

Он положил трубку и вытянулся на кровати.

На второй день сессии суда улицы опустели и притихли. Судьи слушали бесконечные выступления адвокатов по различным делам. Большую часть их Розенберг спал. Он ненадолго возвратился к жизни только тогда, когда главный прокурор из Техаса взялся утверждать, что некий приговоренный к смертной казни заключенный должен быть вначале приведен медициной в состояние здравого рассудка, прежде чем ему сделают смертельную инъекцию.

— Если он душевнобольной, то как можно подвергать его смертной казни? — спросил Розенберг озадаченно.

— Очень просто, — сказал техасский прокурор, — его заболевание поддается лечебному воздействию, поэтому ему делают небольшой укол, чтобы привести в здравый ум, а затем делают другой укол, чтобы убить. Все прекрасно и в соответствии с конституцией.

Розенберг возмущался и куражился какое-то время, а затем стал скисать. Его маленькое кресло-коляска было гораздо ниже массивных кожаных тронов его коллег. И он в нем имел довольно жалкий вид. Когда-то он был тигром, безжалостно устрашавшим и вившим веревки даже из самых изворотливых адвокатов. Но все это было в прошлом. Теперь же он перешел на несвязное бормотание и вскоре отключился вовсе. Главный прокурор бросил на него насмешливый взгляд и продолжил свою речь.

В ходе последнего в этот день слушания по безнадежному делу о десегрегации Розенберг начал похрапывать. Главный судья Рэнниен свирепо глянул вниз, и Джейсон Клайн, старший помощник Розенберга, понял намек. Он медленно выкатил коляску из зала суда и быстро повез ее по служебному коридору.

Судья пришел в себя в своем кабинете. Он принял таблетки и сообщил своим помощникам, что хочет домой. Клайн проинформировал об этом ФБР, и через некоторое время Розенберга вкатили в его фургон, стоящий в подвале. За погрузкой наблюдали два агента ФБР. Медицинский сотрудник по имени Фредерик закрепил коляску, а сержант Фергюсон из полиции Верховного суда сел за руль. Судья не позволял агентам ФБР находиться рядом с собой, они могли следовать за ним в своем автомобиле, наблюдать за его городским домом с улицы и радоваться, что им разрешается хотя бы это. Он не доверял копам, а еще больше агентам ФБР. Ему не нужна была защита.