Джон Гришэм - Дело о пеликанах

На Вольта-стрит в Джорджтауне фургон притормозил и чуть проехал назад по короткому подъездному пути к дому. Фредерик и Фергюсон осторожно выкатили коляску из машины. Агенты наблюдали за ними с улицы из своего черного служебного «доджа». Лужайка перед домом была крохотной, и их автомобиль находился в считанных метрах от передней двери. Было почти четыре часа дня.

Как было заведено, через несколько минут появился Фергюсон и заговорил с агентами. Неделей раньше, после предварительных долгих дебатов, Розенберг сдался и разрешил Фергюсону без какого бы то ни было шума осматривать каждую комнату наверху и внизу во время его ежедневных посещений во второй половине дня. После этого Фергюсон должен был покинуть дом и возвратиться в десять вечера, чтобы находиться у черного хода снаружи ровно до шести утра. Никто, кроме Фергюсона, не допускался к этому, и это выматывало полицейского.

— Все отлично, — сказал он агентам. — Я думаю, что к десяти вернусь.

— Он все еще жив? — Один из агентов задал ставший уже обычным вопрос.

— Боюсь, что да. — Фергюсон выглядел уставшим, когда садился в фургон.

Фредерик был рыхлым и слабым, но ему не нужна была сила, чтобы ухаживать за своим пациентом. Поправив подушки, он перенес его на диван, где Розенберг будет дремать и смотреть Си-эн-эн в течение следующих двух часов. Сделав себе бутерброд с ветчиной и взяв тарелку с печеньем, Фредерик просматривал «Нэшнл инкуайэр» за кухонным столом. Розенберг громко пробормотал что-то и переключил каналы с помощью пульта дистанционного управления.

Ровно в семь Фредерик подал ему на обед куриный бульон, вареный картофель и тушеный лук — пищу паралитиков, аккуратно расставив тарелки на столе, и подкатил к нему своего подопечного. Розенберг настаивал на приемах пищи, и это было огорчительно. Фредерик смотрел телевизор. Посудой он займется позже.

К девяти Розенберг был помыт, переодет в ночную рубашку и уложен под одеяла. Кроватью ему служила узкая светло-зеленая жесткая госпитальная койка армейского образца с подъемником и кнопочным управлением. Кровать имела откидные борта, которые были опущены по настоянию Розенберга. Она стояла в комнате, расположенной за кухней и использовавшейся в течение тридцати лет, до первого паралича, в качестве малого кабинета. Теперь кабинет был превращен в больничную палату, пропахшую карболкой и надвигающейся смертью. Рядом с кроватью стоял большой стол с госпитальной лампой и по меньшей мере двумя десятками баночек с таблетками. Толстые и тяжелые фолианты по юриспруденции были аккуратно расставлены по всей комнате. У стола, рядом с Розенбергом, сидел Фредерик, выполнявший роль сиделки, и читал ему очередное дело. Он будет совершать этот ежевечерний ритуал до тех пор, пока не услышит похрапывание. Он читал медленно и громко. Розенберг лежал без движения. Он слушал. По этому делу ему предстоит формулировать мнение большинства, поэтому он впитывал каждое слово, пока…

Через час Фредерик устал от громкого чтения, а судья начал погружаться в сон. Слегка шевельнув рукой, он с помощью кнопки на кровати уменьшил свет и закрыл глаза. В комнате стоял полумрак. Фредерик подался назад и откинул спинку кресла. Положив том дела на пол, он тоже закрыл глаза. Розенберг похрапывал. Вскоре его похрапывание прекратится.

Сразу после десяти, когда в доме царили темнота и покой, дверь туалета в спальне на втором этаже слегка приоткрылась, и из нее выскользнул Камель. Его напульсники, нейлоновая кепка и спортивные шорты были ярко-синего цвета, рубашка с длинными рукавами, носки и кроссовки — белые с золотистой отделкой. Цвета сочетались очень удачно. Камель-джоггер. Он был чисто выбрит, а его коротко подстриженные волосы под кепкой стали теперь почти белыми.

В спальне, как и в холле, было темно. Ступеньки под кроссовками слегка поскрипывали. При росте 175 см и весе менее 70 кг он был подтянут и легок, движения его отличались быстротой и бесшумностью. Ступеньки заканчивались в прихожей рядом с входной дверью. Он знал, что в автомобиле у обочины находятся два агента, которые скорее всего не смотрят сейчас за домом. Ему было известно, что Фергюсон прибыл семь минут назад. Он мог слышать похрапывание в дальней комнате. Прячась в клозете, Камель подумывал над тем, чтобы нанести удар до прибытия Фергюсона, а самого полицейского не трогать. С убийством как таковым проблем не было, просто появилась другая фигура, о которой необходимо было побеспокоиться. Однако он ошибочно предположил, что Фергюсон, возможно, заходит с проверкой в дом при заступлении на дежурство. Если это так, он обнаружит результаты побоища, и Камель потеряет несколько часов. Поэтому ему пришлось ждать до прихода полицейского.