Инна Тронина - Время «Ч»

Конечно, похвастаться нечем. Троих человек они потеряли, две трети груза – тоже. Но унывать не стоит – придут новые бойцы, и их станет много больше. Зная нынешнюю молодёжь, Инопланетянин готов был поклясться, что так и будет. Призрак недавней опасности, нависший над ними три дня назад, развеялся, как дым.

И теперь, стоя у порога избушки, где лежал мёртвый компаньон, Стеличек ощутил невероятный прилив сил. А душу всколыхнула непоколебимая уверенность в своём большом будущем. Для двадцати пяти с половиной лет он и так успел сделать гораздо больше других. Даже эту операцию, несмотря на крайне сложные обстоятельства, Стеличек частично осуществил. Ншан Тер-Микаэльянц не остался без оружия, и самому Дмитрию удалось уйти от погони, остаться на воле. Теперь попробуй докажи, что он там был! Зураб, Додонов и Рафик мертвы, а остальные участники конвоя на свободе.

Дмитрию захотелось спать, теперь уже без укола. Это был здоровый сон уставшего, хорошо поработавшего человека. Организм желал восстановить силы для дальнейшей борьбы, и потому властно требовал отдыха. Дмитрий улыбнулся, представляя, как растянется на набитом сеном тюфяке. Ну и плевать, что рядом с покойником – с ним в жизни случалось ещё и не такое.

Да, он здоров, он молод. У него есть симпатичная супруга и очаровательная дочка. К тому же, живы родители, имеются преданные до гроба друзья – а это сейчас редкость! Как приятно сознавать, что у тебя так много в будущем, и уже немало в прошлом! А впереди – золотой век, который надо прожить…

Стеличек, весело насвистывая, вернулся к столу. Трое его друзей смотрели телевизор. Дмитрий не сразу понял, что там показывают. Больше всего было похоже на праздничный салют – переливающееся многоцветье огней, рассыпаясь, озаряло экран. А потом по лиловому небу ракеты, угасая, полетели вниз. Они медленно плыли к земле, и каждая оставляла за собой дымный след.

– Что это за представление? – Дмитрий, мокрый и радостный, застыл у дверей.

– Салют! Не видишь, что ли? – вяло отозвался Ншан.

– По какому случаю? – Дмитрий сел за стол, не отрывая взгляда от освещённого вечернего небосвода и радостно орущей толпы.

– По случаю окончательной свободы! – Пименов протянул через стол ладонь Стеличеку, и они обменялись рукопожатием.

Дмитрий тщетно пытался скрыть ликование, сдержать улыбку. Торжество молодило и красило его всегда злое, замкнутое лицо. Всё плохое уходило вместе с дождевой водой сквозь корни и почву, исчезало навсегда.

Пусть рядом лежит мёртвый, но всё-таки он отжил своё. Погибли двое, но остальные спаслись. В бою всегда теряешь друзей-товарищей – на то и война. Жалко Зураба, умный был мужик и отважный. Погиб, как настоящий мужчина, с оружием в руках. И Рафик Алмякаев тоже ничего парень. Хоть звёзд с неба и не хватал, а верный был и преданный. Видать, и не подумал сдаться там, на Пулковском, хотя мог бы.

Смерти никто не минует, и потому не нужно ни завидовать, ни гордиться. Зурабу тоже везло до вчерашнего дня, и Додонову везло, и Рафику. А потом, возможно, придёт черёд Ншана, самого Дмитрия, двух его друзей. Каждому когда-то придётся вытащить несчастливый билет, но это не значит, что нельзя радоваться сейчас. Этот салют гремит сейчас и для них, скрывающихся в заброшенной избушке, потому что теперь уж точно нечего бояться.

Сверкали молнии, и рокотал гром. Будто живой, ревел бесконечный ливень. Ровным пламенем горели пять свечей на накрытом столе, а шестая – по соседству, у изголовья покойного. Цвёл на экране телевизора внеурочный московский салют, отсветы которого ложились на счастливые лица людей…

грузинское восклицание, схожее по смыслу с русским «Боже мой!»

таксопарк (таксистский жаргон)

доллары.