– Знаю. И главное, что разговор этот… он очень важный и срочный… – Ибраимов понизил голос, придвинулся поближе к собеседнику. – Доверить его кому бы то ни было – дело опасное, но выхода нет. Понимаешь, Шарафа могут сместить со дня на день.
– Кто тебе такое сказал?! – глаза Яхъяева округлились.
– Погоди, дослушай. Сам же видишь и знаешь, Леонид Ильич плох. На его место много желающих, и много кандидатов – и Шараф Рашидович один из них. Он друг Брежнева, молодой и деятельный руководитель, так что… Но в Москве знают и хотят донести Брежневу, что в Узбекистане много приписок по хлопку. Если сейчас это дойдет до ЦК, то дела будут плохи… Надо спасать Шарафа!
Яхъяев побелел.
– Ты откуда про это знаешь?
– Это неважно. Главное, что за спиной Шарафа кто– то целенаправленно активизирует работу по его дискредитации, по припискам. Я не верю тем, кто говорит, будто наш с тобой честнейший друг, преданнейший сын партии Ленина способен на такое! Я готов перед кем угодно отстоять его правоту, доказать, что он тут ни причем! Надо будет – и до Москвы дойду!
Заметно нервничавший и потому быстро опьяневший Ибраимов разошелся не на шутку. Яхъяев был обескуражен его откровениями, и поспешил успокоить своего разбушевавшегося собеседника.
– А ты уверен, что этим ему не навредишь?
– То есть?
– Смотрел тот фильм про Штирлица? «Что знают двое, знает и свинья». Так что ты пока подожди, никому ни о чем не рассказывай. Я вернусь в Ташкент, сам переговорю с Шарафом, и мы все решим. Надо будет – из реанимации его достану и привезу к тебе… Мы же не знали, что все так серьезно! Да, ты говорил по телефону, что речь пойдет о нем, что разговор серьезный, но что вопрос будет касаться «белого золота»…
– Сам понимаешь теперь, что по телефону я не мог всего сказать!
– Конечно. Ты правильно сделал, что поделился со мной. Я завтра же возвращаюсь в Ташкент, доложу Шарафу и – я уверен – это заставит его немного отложить болезнь… В общем, готовь новую партию качкалдаков! А пока давай выпьем…
Слова старого товарища несколько успокоили Ибраимова. Он охотно опрокинул еще пару рюмок, после чего снова взялся за ружье – маленькая стайка полетела вслед за первой, и издали, с берега Иссык– Куля послышался посвист егеря.
Вечером, после бани, говорили о наболевшем – о госпоставках, планы по которым все выше задирает Москва, о нехватке продовольствия в регионах «второго» и «третьего» уровней обеспечения, об уровне преступности в стране, о засилье русских среди партийного и государственного аппарата. Яхъяев подчеркнул, – и вполне справедливо – что Ибраимова очень любят местные жители, которые в нем, коренном, чистокровном киргизе, видят свое будущее как народа, независимого от столицы Союза.
– Да, – говорил генерал, – когда после войны мы все объединялись вновь, с новыми правами, отличными от тех, что существовали в Гражданскую, соответствующими, как нам тогда казалось, международным принципам и идеалам, Москва нам обещала равенство и равноправие. А что на деле? Захватили власть и баста. В национальных республиках понасажали русских аппаратчиков, комитетчиков, а те только и делают, что следят за нами, подавляют нашу национальную идею, да не дают нам головы поднять. Как рабы живем. Потому тебе и Шарафу надо особенно себя беречь – вы, по сути, единственные самостоятельные руководители республик с чувством национальной идентичности, национальной гордости. Вас народ любит. За вами будущее…
Комплименты ложились в благодатную почву менталитета уже порядочно пьяного Ибраимова как нельзя более органично. Он растаял, перестал, наконец, бояться Яхъяева, с которым намедни так разоткровенничался, и только кивал головой в ответ на его панегирики:
– Именно поэтому я и хотел переговорить с Шарафом. Теперь ты понимаешь, насколько важно ему сохранить свой пост?! Если он займет высокий пост в столице после Леонида Ильича, то вся история может вспять повернуться! Отольются кошке мышкины слезки – мы еще всеми ими покомандуем!..
После такого тоста стало ясно, что пора идти спать. Ибраимов и его гость вернулись в правительственный домик на территории санатория и улеглись. Около часу ночи генерал спустился вниз, чтобы покурить…
…Домик толком не охранялся – закрытый санаторий подразумевал, что сюда, на расстоянии, значительно удаленном от города, вряд ли кто придет, чтобы переговорить с сильными мира сего. По периметру этот уголок здоровья был огорожен высоким забором с колючей проволокой, вдоль которого пару раз за ночь проходили дежурные охранники. Никаких ЧП здесь не происходило с момента закладки города, а потому частота проверок периметра у местных, не особо шустрых, охранников, из года в год становилась все реже. Ворота на въезде, конечно, на ночь запирались, сидел там вахтер – да только кто из супостатов надумает пересекать границу территории через входную дверь?
Читать дальше