Андрей Конев - Бананы созреют зимой

Ввинтившийся в окружающий воздух свист, сила звука которого стремительно нарастала, приближался к нашей машине. Оглушительный грохот и вспышка, подобные извержению вулкана, последнее, что отпечаталось в моем мозгу перед потерей сознания.

Медленно возвращаясь с того света на этот, я увидел картину, шоковым ударом приведшею меня в чувство. Вокруг машины, из которой я чудом не вылетел, догорали остатки близлежащих лачуг, сметенных взрывом, но пламя огня было направлено в противоположную сторону – сверху вниз.

От страха, что я спятил или уже отхожу в мир иной, я попытался пошевелиться и встать. Когда ноги от этой попытки упали мне на лицо, больно ударив коленками по носу, до меня дошло, что я сижу в перевернутой кверху колесами машине – соответственно ногами к верху, поэтому и показалось, что огонь пожара в соседней лачуге горит в противоположную от принятой по законам физики сторону.

Я облегченно вздохнул – если я разгадал такое сложное геометрическое построение, то не нужно будет вспоминать таблицу умножения, чтобы понять – я еще жив. Упав с сиденья на внутреннюю плоскость крыши перевернутого автомобиля, я выбрался наружу через разбитое стекло двери.

Официальный стиль автомобилестроения не вызывал у меня эстетических эмоций, но сейчас путаясь в словах молитвы о спасении, я отдавал должное имперской прочности представительской автотехники. Лимузин, перевернувшись от взрыва в воздухе, не сплющился при падении на землю, что и спасло мне жизнь.

«Уж не танковое ли орудие таскают на себе среди банановых пальм здешние несгибаемые двигатели двигателей собственных понятий об общественных отношениях», – подумал я, анализируя оружейную эффективность их огнестрельной акции. Она разрушила заодно несколько нищих трущоб вокруг перевернутой этой боевой вылазкой нашей дипмашины весом в несколько тонн.

Я побрел к носу машины, где на сдувшейся, подобно видавшей виды женской груди, подушке безопасности покоилось безмятежно-отключенное лицо шофера.

Опускаясь на колени перед разбитым стеклом, я гулко ударился лбом о дверцу автомобиля – от этого звука, похожего на погребальный звон, веки водителя дрогнули, он издал стон и, пошевельнувшись, открыл глаза.

Они постепенно наполнялись удивлением, видя наше взаимное расположение из-за перевернутой взрывом машины. Очумелость моего водителя сменилась конструктивным намерением понять и реагировать. В двух словах я обрисовал ему наше жертвенное участие в здешних региональных общественных событиях.

Я уселся на дорогу рядом с водительской дверцей перевернутого вверх колесами автомобиля. У нас не было сил – ему вылезать, а мне вытаскивать его из перевернутого бронелимузина. Мы несколько минут курили, перевернутые друг относительно друга, обсуждая наше с ним международное положение. Мы, лишенные грубым, фугасно-тротиловым способом тонких гарантий дипломатической неприкосновенности висели в эти минуты между жизнью и смертью. Замершие в противоположных по вертикали положениях, мы чувствовали себя кубиками для игры судьбы в наши кости в открывающемся казино с ограниченными лишь жизнью и смертью ставками.

Безвольное уныние сменилось желанием побыстрее убраться с этого места подальше от возможной встречи со здешней полицией – пусть посольские чиновники расхлебывают эту юридически-дипломатическую кашу.

Хромая и опираясь друг на друга, мы с водителем прошли несколько кварталов города оглашаемых призывными криками проснувшихся торговцев и расстались.

Он двинул в посольство – живописать в объяснительных документах в соответствующие органы беспредельную кровожадность здешних общественных страстей. Они едва не спалили нас своим огненным дыханием и нанесли разрушительный ущерб посольскому имуществу на несколько сот тысяч долларов в виде подорванной дипломатической машины.

Я с максимальной возможной скоростью для человека несколько минут назад пришедшего в сознание после контузии взрывом, поплелся в отель.

Мое стремление к вожделенному отдыху оборвал вид взорванного одного из верхних этажей отеля.

На покрытых ковром ступеньках центрального входа, засыпанного кусками закопченной штукатурки, кладки, арматуры, дымя сигарами, переговаривались полицейские в форме и штатском. Присутствие полицейских и начатое ими расследование по факту взрыва в отеле рассеяло мои иллюзии о скором отдыхе.

В бессилии от невозможности осуществления своих надежд хорошенько выспаться, я прислонился к стене ближайшего дома. В ожидании отъезда устало вваливающихся в патрульные машины полицейских, я прикинул этаж, где рвануло. Пересчитал еще раз – пальцем старательно отсчитывая по окнам – этаж был мой.